Конституция России обязывает государство к созданию условий, способствующих научно-технологическим прорывам и обеспечивающих технологическую самостоятельность на уровне, позволяющем уверенно решать задачи национального развития в условиях гарантированной безопасности государства и общества. На основе идей конституционализма, заложенных в Конституции России, должны формироваться методология и содержательные параметры отраслевых режимов научно-технологического развития, включая столь важный для развития био- и генетических технологий, формирования природоподобного технологического уклада режим биологических (биоресурсных) коллекций. В статье в связи с принятием базового федерального закона о биологических (биоресурсных) коллекциях обсуждаются имеющие принципиальное значение для его эффективной реализации характеристики конституционноправового режима соответствующих объектов, которые предлагается раскрывать через совокупность следующих отправных категорий: признание биологических (биоресурсных) коллекций национальным достоянием; приоритетная ориентация на сохранение биологического разнообразия и обеспечение национальной (прежде всего природной, но не только) идентичности; устойчивая полнота (постоянство пополнения), безопасность, стабильность, регулируемая доступность, востребованность.

В статье предлагается определить место производства по делам об административных правонарушениях в судах общей юрисдикции (ПДОАП в СОЮ) в системе административного процесса исходя из функции данного производства. Формулируется вывод о том, что, вопреки нормам КоАП РФ, она под влиянием конституционного законодательства приобрела отличия от функции несудебной административной юрисдикции. Предназначение судебного производства выходит за пределы борьбы с правонарушениями и реализации целей административной ответственности. Оно должно обеспечивать справедливое разрешение публично-правового конфликта. ПДОАП в СОЮ выполняет функцию независимой внешней ревизии управленческой инициативы публичной администрации, выраженной в актах органа административного преследования или несудебного органа административной юрисдикции, на предмет соответствия закону в свете общеправовых принципов и ценностей. Таким образом, ПДОАП в СОЮ функционально не объединено с несудебным производством в однородную процессуальную деятельность и не является продолжением несудебной административной юрисдикции. Однако ПДОАП в СОЮ оказалось предметом противоречивого правового регулирования, поскольку его конституционно-правовая функция не согласуется с КоАП РФ. Это вызывает сложности в судебной практике. По приведенным причинам автор предлагает в рамках третьей кодификации изъять из КоАП РФ не всю процессуальную часть, а нормы о ПДОАП в СОЮ, выделив их в отдельный закон «О судебной административной юрисдикции».

В современном мире широко распространено использование экспертных компетенций для обоснования принятия управленческих решений. Значительный объем экспертной деятельности реализуется в сфере государственного управления, где она имеет свое правовое оформление. Вместе с тем системообразующего закона, определяющего основы организации экспертной деятельности в сфере государственного управления, в Российской Федерации нет. Для аргументации значимости проблемы и демонстрации имеющихся в научной литературе подходов в статье проведен системный анализ понимания экспертной деятельности учеными разных специальностей, а также обобщены взгляды ученых-юристов на проблему отсутствия единой научной и правовой основы регулирования отношений, возникающих при осуществлении экспертной деятельности в сфере государственного управления. Особое внимание уделено терминологической базе понятия данного вида экспертной деятельности для определения его места и роли в системе государственного управления. Предложен авторский подход к формулированию дефиниции «экспертная деятельность в сфере государственного управления». Получить научно обоснованную конструкцию позволило применение одного из категориальных методов системного анализа. С помощью формально-логического способа определения понятия выделены необходимые и достаточные условия существования правовой категории «экспертная деятельность в сфере государственного управления». Полученный результат может заложить фундамент для совершенствования понятийного аппарата законодательства об экспертной деятельности в сфере государственного управления.

Одним из важнейших направлений развития теории конституционно-судебной аргументации выступает разработка инструментов, позволяющих оценить ее качество и эффективность. Поскольку аргументация выполняет служебную функцию по отношению к обслуживаемой ею деятельности, в этом процессе нужно учитывать предназначение и особенности конституционного нормоконтроля. В статье исследуются факторы, которые обусловливают необходимость выделения конкретных критериев оценки конституционно-судебной аргументации. Используя в качестве исходной посылки тезис о том, что посредством аргументации должна усиливаться конституционная нормативность, автор формулирует методологические требования к процессу формирования конституционного дискурса и выделяет критерии оценки конституционно-судебной аргументации: конституционную обусловленность утверждений о конституционно должном; точность диагностики действующего правового регулирования; адекватность описания и осмысления социального контекста; приемлемость аргументов для конституционного дискурса; полноту (защищенность) аргументации. В работе показывается, что критерии оценки аргументации, учитывающие специфику конституционного нормоконтроля, существенно снижают риск аргументативных ошибок, а также позволяют выявлять манипуляции и некорректную аргументацию и противостоять им. Это особенно важно в свете того, что в конституционном дискурсе каждый тезис и приводимые в его поддержку аргументы влияют на определение границ конституционно должного, дозволенного и запрещенного.

В статье на основании изучения германского гражданского права автор приходит к выводу, что в целом понятие убытков в Германии соответствует отечественной конструкции, закрепленной Гражданским кодексом РФ. Отличительной особенностью немецкой модели устранения неблагоприятных последствий гражданского правонарушения выступает универсальный механизм возмещения вреда, применяемый при нарушении обязательств и причинении вреда. Особое значение в немецкой юриспруденции придается возмещению убытков, но не как некоему процессу, а как средству удовлетворения интересов пострадавшего контрагента. В германском праве основанием для возмещения является нарушение именно обязанности, а не субъективного гражданского права, как это указано в ст. 15 Гражданского кодекса РФ. При нарушении договора гражданское право Германии объектом защиты видит не столько нарушенное субъективное право одного из контрагентов, сколько его правовые интересы, возникающие у него посредством вступления в обязательственные отношения. Исследование позволяет констатировать, что в Германии при нарушении договора от характера защищаемого интереса зависит вид подлежащих возмещению убытков, их размер и методика определения. Как установлено автором, в германском гражданском праве действует принцип приоритета реального исполнения, означающий, что возмещение убытков не устраняет обязанность исполнить нарушенное обязательство. Это объясняется тем, что кредитор при получении возмещения убытков не получает того положительного экономического эффекта, который послужил поводом к заключению договора.

Личные фонды представляют собой юридические лица особого рода, сочетающие черты унитарных и корпоративных, коммерческих и некоммерческих юридических лиц, вещных и обязательственных правоотношений. Законодательные рамки, определяющие внутреннее устройство личного фонда, позволяют создать конструкцию с ограниченной автономией воли как продолжение личности самого учредителя (юридическое alter ego). Личный фонд как номинальный собственник, подчиненный контролю и экономическому интересу учредителя, требует отдельной правовой квалификации по критериям, установленным в трастовых юрисдикциях для фиктивных и иллюзорных трастов. Совокупными критериями иллюзорности личного фонда выступают: отсутствие цели, отличающейся от цели корпоративного лица; создание фонда на определенный срок, отсутствие выгодоприобретателей, полный управленческий контроль учредителя, выполнение функций управляющего связанным с учредителем лицом, отсутствие его самостоятельности; отсутствие фактического разделения имущественных масс учредителя и фонда (их смешение). Дана экономическая и правовая оценка целесообразности использования механизма взаимной субсидиарной ответственности фонда и его учредителя. Для защиты интересов кредиторов учредителя фонда, обязательства перед которыми возникли до момента учреждения фонда, предлагается установить солидарную ответственность фонда вместо субсидиарной. Субсидиарная ответственность учредителя по обязательствам фонда не имеет экономических и правовых предпосылок, в связи с чем от нее следует отказаться.

В свете усиления уголовно-правовой охраны прав и законных интересов несовершеннолетних в уголовный закон в 2022 г. были внесены изменения, не коснувшиеся, однако, дифференциации ответственности за вовлечение несовершеннолетних в совершение преступления или антиобщественных действий по признакам субъекта. Между тем проблема представляется актуальной, поскольку закрепленный в ст. 150–151 УК РФ перечень лиц нуждается в расширении. Аргументация автора строится на оценке социальной обусловленности уголовного закона в данной части и исследованиях представителей семейно-правовой науки, обращающихся к понятию фактического воспитания. В рамках указанных исследований установлена содержательная аналогия отношений по фактическому воспитанию несовершеннолетних с участием других членов семьи различной степени родства или свойства́ и детско-родительских отношений с участием биологических или юридических родителей, в том числе в части воспитания. Что касается оценки рассматриваемых уголовно-правовых запретов с точки зрения социальной обусловленности как обязательного требования к уголовному закону, то автор использует теорию социальных статусов и ролей, позволяющую выявить вытекающие из статусов других членов семьи возможности ролевого поведения, включая криминогенные его варианты в виде оказания негативного воздействия на несовершеннолетнего в рамках фактического воспитания.

В статье подробно анализируется проблема предмета науки истории государства и права. Затрагиваются вопросы соотношения понятий «предмет науки» и «объект науки»; рассматриваются точки зрения на проблему предмета историко-правовой науки, сущность истории государства и права (юридическая, историческая или комбинированная), темпоральные, пространственные и догматические границы предмета историко-правовой науки, соотношение истории государства и права и отраслевых юридических наук, а также соотношение с теорией государства и права и историей политических и правовых учений; анализируется структура науки истории государства и права и структура предмета науки истории государства и права; затрагивается соотношение понятий «история права» и «догма права»; анализируется вопрос эмпирического материала рассматриваемой науки, исторические (отечественные и зарубежные) истоки отраслевизации права, становление юридической теории, место права в системе иных социальных регуляторов в различные исторические эпохи, несостоятельность сугубо позитивистского подхода к пониманию права для объективного изучения истории государства и права; освещается проблема научной принадлежности истории международного права; дается авторское ви́дение обозначенных проблем и их решений. В работе выделяются и анализируются «реальный» и «идеальный» уровень историко-правового исследования, их содержание и значение.

История государства и права является ключевой дисциплиной для формирования юридического мировоззрения, а значит, нуждается в обновлении по мере развития правоведения. С этой целью издан фундаментальный двухтомный учебник Д. Ю. Полдникова «Сравнительная история зарубежного права» (Полдников Д. Ю. Сравнительная история зарубежного права : учебник : 2 т. М. : Норма, 2024. Т. 1 : Правовые традиции древности и Средневековья. 544 с. ; Т. 2 : Современные правовые традиции. 624 с.). Его отличает оригинальная авторская концепция, основанная на цивилизационном подходе и сравнительном анализе правовых традиций мира в их самобытности, равноценности и разнообразии. Автор применяет единую аналитическую модель традиции (исторический контекст и носители традиции, основы традиции, характерные институты), охватывая период с древности до современности и используя богатый историко-правовой и культурный материал, включая примеры из литературы и искусства. К несомненным достоинствам издания относятся научная глубина, новизна учебно-методических подходов (включая наглядные материалы и хронологические таблицы), доступный стиль изложения. Вместе с тем дискуссионным представляется исключение из предмета рассмотрения российской и некоторых иных правовых традиций, а также преобладание анализа «права в книгах» над «правом в действии». В целом рецензируемый учебник вносит значительный вклад в развитие сравнительно-исторического мышления и междисциплинарных исследований права.