Статья посвящена не столько проблемам правопонимания, сколько методологическим подходам, лежащим в основе признания права как многоаспектного явления. Методологическими основаниями многоаспектного характера права являются природа самого концепта, которая неотделима от теории систем, общая теория нормативности, субъективная, объективная и интерсубъективная природа права, теория индифферентных методологических рядов, а также потребности юридической практики. Перечень оснований признания первенства за многоаспектным подходом к пониманию права не ограничивается вышеуказанными методологическими подходами. Многоаспектный подход к пониманию права представлен в виде различных правовых концепций как целостная органическая система, взаимодействующая с юридической практикой, оказывающая на нее системное воздействие в целях ее преобразования и удовлетворения духовных и материальных потребностей общества, государства и личности. Многоаспектный подход к пониманию права — это не разрозненные правовые концепции. Этот подход предстает как целостная органически взаимосвязанная система концепций, которые не находятся в состоянии конфронтации между собой, а, напротив, используют весь накопленный арсенал правовых закономерностей для преобразования правотворческого правореализационного и правоприменительного процессов.

В наибольшей степени обобщения накопленный опыт концептуального выражения права можно представить в виде монистического, плюралистического и многоаспектного подхода к пониманию права. Интегральная или интегративная концепция правопонимания является производной от многоаспектного подхода, поскольку для того, чтобы провести операцию интегрирования, необходимо определиться с некоторыми элементами множества. 

Индивидуальный облик (вид) в широком смысле включает в себя внешность, фигуру, физические данные, одежду, то есть совокупность таких сведений о лице, которые можно получить, не прибегая к специальным исследованиям. Позитивное содержание субъективного права на индивидуальный облик состоит из правомочий самостоятельно определять и использовать свой индивидуальный облик, распоряжаться своим изображением. Правовые статусы обучающегося и преподавателя придают специфику правомочиям, пределам осуществления и способам защиты права на индивидуальный облик.

Оценивая законность установления требований к внешнему облику, автор обращает внимание на требования к одежде и другим компонентам внешнего облика и требования к порядку принятия решения. В Федеральном законе об образовании не оговаривается ограничение таких компонентов внешнего облика обучающихся, как прическа, макияж, татуировки, пирсинг, украшения. Поэтому такие ограничения права на индивидуальный облик, установленные образовательными организациями, допустимы только при соблюдении правил принятия локальных актов образовательных организаций.

В статье дается решение ситуации, когда проект акта образовательной организации о внешнем облике обучающегося не одинаково оценивается советом обучающихся, советом родителей, представительным органом работников этой организации и (или) обучающихся.

В Модельном кодексе профессиональной этики педагогических работников общие требования к внешнему облику преподавателя имеют рекомендательный характер. Поэтому если работником нарушаются моральные нормы, то и следует применять моральные, а не правовые санкции. Возникает вопрос, можно ли некий внешний вид преподавателя оценить как аморальный проступок, в том числе когда преподаватель не находится на работе. В статье обосновывается, что требуется установить неодинаковые правовые последствия аморальных проступков, совершенных преподавателем вне места работы, с учетом формы вины. Если преподаватель совершает аморальный проступок вне места работы и информирует о нем неопределенный круг лиц, то налицо сознательная пропаганда своего повеления, собственная оценка поступка как дозволенного, в то время как обществом (частью общества) такое поведение оценивается как безнравственное. В приведенных выше случаях применение установленных мер трудового законодательства оправданно. Если преподаватель совершает аморальный поступок вне места работы и об этом становится известно случайно, без ведома самого преподавателя, а иногда — против его воли, то применение мер трудового законодательства об увольнении вызывает сомнение. В связи с этим предлагается изменить положения Трудового кодекса о последствиях аморальных проступков преподавателя. 

В настоящем исследовании рассматриваются сложившиеся в юридической науке подходы к определению юридической практики как социально значимой юридической деятельности субъектов. Предлагается авторское социально-философское и юридическое обоснование юридической (административной) практики как средства преобразования действительности, выступая тем самым необходимым социальным, организационным и юридическим средством совершенствования человеческой деятельности по осуществлению государственного и муниципального управления. Предлагается социально-философское осмысление административной (государственно-управленческой) практики как сформированного результата государственно-управленческой деятельности, возникающего в процессе развития управленческих отношений и влекущего достижение социально полезных целей государственного (муниципального) управления, облеченного в форму административного правового акта или повторяющегося организационного действия органа и (или) должностного лица публичного управления (обыкновения управленческой практики). В ходе исследования предлагается авторское ви́дение форм объективизации административной практики деятельности по осуществлению государственного и муниципального управления, которыми выступают эмпирический ненормативный правовой акт и обыкновение управленческой практики. Итогом исследования сущности и форм объективизации административной практики стало определение ее значения для правоприменительной практики, которая заключается в обязательности практики для субъектов государственного и муниципального управления, которым они адресованы, при осуществлении внутреннего государственного и муниципального управления. Обязательность эмпирических правовых актов управления для управляемых субъектов в рамках внешнего государственного и муниципального управления является опосредованной постольку, поскольку они становятся участниками управленческих правоотношений, в рамках которых реализуются положения этих актов. В иных случаях данные акты для управляемых субъектов обязательными не являются. Кроме этого, управляемый субъект не лишается права действовать в соответствии с положениями закона или подзаконного нормативного правового акта, а не в соответствии с положениями ненормативного правового акта управления, который формально не является нормативным правовым актом, но фактически обладает нормативными свойствами. В представленной работе определяется значение обыкновений управленческой деятельности как одной из форм объективизации административной практики.

Международные договоры в области охраны окружающей среды, заключавшиеся в XIX — первой половине ХХ в., являлись, как правило, результатом вынужденных компромиссов, они имели целью решать насущные задачи в ограниченных по масштабам областях, в которых возникали или, по крайней мере, привлекали к себе внимание те или иные проблемы (к примеру, угроза определенному живому виду, загрязнение того или иного морского района). В таких случаях принималась конвенция, чтобы защитить вид, находящийся под угрозой уничтожения, или ограничить выбросы в море. В результате такого фрагментарного подхода к вопросам защиты окружающей среды сформировался впечатляющий по объему, но весьма разнородный по содержанию конвенционный комплекс. Осознание единства экосистем, выразившееся в выработке принципов, получивших закрепление в Стокгольмской декларации 1972 г. и Декларации Рио-де-Жанейро 1992 г., в значительной степени было обусловлено стремительным прогрессом науки и техники. В результате наметился переход от «стихийного» формирования международных природоохранительных норм к их консолидации вокруг специальных принципов международного права окружающей среды. Далее анализируется заметная особенность многих международных договоров в области охраны окружающей среды — их «рамочный» характер. Принятие рамочных соглашений приводит к формированию сложных комплексов конвенционных документов, состоящих из нескольких разных, но определенным образом связанных между собой договоров. Рассматривая вопрос об эффективности такого правового инструмента, как рамочное соглашение, автор приходит к выводу, что истоки проблемы недостаточной эффективности соглашений в сфере охраны окружающей среды кроются в основах существующей экономической системы.

Двадцать шестого июня 2018 г. на пятьдесят первой сессии Комиссия ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ) объявила о завершении работы над двумя важными документами — проектом Конвенции, посвященной приведению в исполнение мировых соглашений, достигнутых в результате проведения процедуры посредничества (медиации), а также над проектом поправок к Типовому закону ЮНСИТРАЛ о международной коммерческой согласительной процедуре 2002 г., который во многом повторяет положения проекта Конвенции. Ожидается, что после утверждения ее Генеральной Ассамблеей ООН 1 августа 2019 г. Конвенция будет открыта для подписания и в случае ее ратификации значительным числом государств сыграет важную роль в повышении привлекательности данного способа урегулирования споров для международного бизнес-сообщества, позволив ему составить конкуренцию международному коммерческому арбитражу.

В связи с этим в статье предпринята попытка проанализировать основные положения данной Конвенции и оценить целесообразность присоединения к ней Российской Федерации с учетом того, что в настоящее время в России данный способ урегулирования трансграничных коммерческих споров не получил широкого распространения. По итогам проведенного анализа автор приходит к выводу о том, что принятие данной Конвенции позволит создать основу для принудительного исполнения международных мировых соглашений, достигнутых в результате процедуры посредничества (медиации), приемлемую для государств с разными правовыми, социальными и экономическими условиями, одновременно сохранив присущую данному способу разрешения споров гибкость. Это, в свою очередь, приведет к снижению вероятности обращения сторон трансграничных коммерческих споров в суд или международный коммерческий арбитраж уже после проведения посредничества (медиации) и, соответственно, повысит привлекательность данного способа разрешения споров для сторон. 

Статья посвящена проблеме формирования современной международно-правовой модели совместного использования и охраны международных водотоков, направленной на эффективное обеспечение водой государств международного водотока с учетом новых вызовов и угроз, которые негативно отражаются на мировых запасах водных ресурсов. В основе модели находится понятие «международный водоток», обладающее следующими признаками: 1) к международным водотокам относятся поверхностные и подземные воды; 2) пространственно-территориальная характеристика международного водотока, выражающаяся в пересечении границы между двумя или более государствами или нахождении на границе; 3) использование международных водотоков затрагивает интересы двух или более государств; 4) особый международно-правовой режим использования международных водотоков, формировавшийся с развитием международного права; 5) особые требования к защите экосистем международных водотоков, которые в том числе включают охрану от загрязнения и других форм деградации прилегающих к международным водотокам земельных участков, лесов, животного и растительного мира, а также морей, в которые впадают водотоки; 6) наличие большого конфликтного потенциала при использовании водных ресурсов международных водотоков. Анализ положений доктрин совместного использования и охраны трансграничных вод показывает, что при формировании международного водного права необходимо своевременно учитывать антропогенные факторы, технологические и социально-экономические изменения. Современная международно-правовая модель совместного использования и охраны международных водотоков представляет собой систему международных правовых норм, регулирующих межгосударственные отношения в следующих сферах: предотвращение, ограничение и сокращение трансграничного воздействия; защита экосистем международных водотоков; рациональное использование вод международных водотоков, эффективное управление водными ресурсами международных водотоков (включая создание и функционирование международных бассейновых организаций); информационное обеспечение населения международных водотоков.

В статье отмечается, что интеграция современных информационных технологий во все сферы человеческой деятельности привела к информатизации и компьютеризации преступности, когда с использованием компьютерных средств и систем возможно совершение практически любых преступлений. Отмечается общность ряда элементов механизма компьютерных преступлений, включающая сведения о способах этих преступлений.

Способы компьютерных преступлений рассмотрены с позиций новой частной теории информационно-компьютерного обеспечения криминалистической деятельности, предметом которой служат закономерности возникновения, движения, собирания и исследования компьютерной информации при расследовании преступлений. Объектами являются компьютерные средства и системы, особенности криминалистических технологий собирания (выявления, фиксации, изъятия) и исследования этих объектов для получения доказательственной и ориентирующей информации. С современных позиций способ преступления — это детерминированная личностью, предметом и обстоятельствами преступного посягательства система действий субъекта, направленная на достижение преступной цели и объединенная единым преступным замыслом. Способы преступления делятся на полноструктурные, включающие подготовку, совершение и сокрытие, и неполноструктурные, когда один или два элемента отсутствуют. На формирование способа преступления оказывают влияние объективные и субъективные факторы, что определяет детерминированность и повторяемость способов преступления.

Рассматриваются основные способы компьютерных преступлений: направленные на сокрытие несанкционированного доступа к компьютерным средствам и системам; использование троянских программ различного назначения; заражение компьютерных систем вирусами; использование аппаратно-программных комплексов для массовых кампаний распространения вредоносного программного обеспечения на мобильные устройства; компьютерных атак на локальные корпоративные сети и др.

Установлено, что криминалистической закономерностью формирования и реализации компьютерных преступлений является обязательный этап приготовления к преступлению, включающий в то же время действия по сокрытию следов преступления, т.е. способы компьютерных преступлений являются полноструктурными. 

В статье проанализировано современное состояние и перспективы развития механизма возмещения вреда в уголовном судопроизводстве. Отмечено, что при устойчивой тенденции роста недовольства большинства потерпевших деятельностью государства по восстановлению их прав, нарушенных в результате совершения преступления, суды надлежащим образом разрешают гражданские иски в уголовных делах. Выявлены причины, по которым ст. 52 Конституции РФ остается до настоящего времени декларативной. Обоснован вывод о недопустимости расширения предмета и оснований гражданских исков в уголовном процессе. Указано, что зарубежная практика возмещения вреда потерпевшим, в том числе посредством образования компенсационных фондов, использования процедур медиации, средств неправительственных организаций, сталкивается с многочисленными проблемами, которые до сих пор остаются нерешенными. В этой связи предложено в уголовном процессе применять только институты реституции и добровольного возмещения вреда, активнее используя для этого возможности досудебных стадий, а также рассматривать иски, безусловно вытекающие из существа уголовно-правового спора или (и) признанные гражданскими ответчиками. Остальные гражданско-правовые вопросы, прямо или косвенно связанные с совершенным или готовящимся преступлением, должны разрешаться в порядке гражданского судопроизводства, где бремя доказывания заявленных требований возложено на лицо, признанное потерпевшим по уголовному делу, его наследника или представителя. Важную роль играет совершенствование системы исполнения судебных решений, в том числе посредством разработки программ, основанных на достижениях современных цифровых технологий.

В статье исследуются правовые аспекты использования российскими банками облачных решений зарубежных провайдеров. Несмотря на очевидные преимущества, в законодательстве России имеется множество препятствий для такого использования, в том числе отсутствие общего нормативного регулирования услуг облачных вычислений, требования к обеспечению информационной безопасности (лицензирование шифровальной деятельности, сертификация информационных систем), требования законодательства о локализации баз персональных данных, электронных баз данных банков и др. На основе анализа действующих нормативных актов, в частности отраслевых регуляторов, автор приходит к выводу, что зарубежные поставщики облачных услуг вправе предоставлять услуги российским финансовым организациям при соблюдении ряда условий: облачные решения не должны включать аутсорсинг бизнес-функции целиком и не должны предполагать производство внутренних (внутрироссийских) переводов денежных средств (платежей); зарубежный облачный провайдер принял меры к охране защищаемой информации; трансграничная передача персональных данных и банковской тайны должна осуществляться в обезличенном виде и др.

В современной Германии, светском государстве с республиканской формой правления, до сих пор существует институт помилования, известный еще в дохристианскую эпоху. Согласно действующей Конституции ФРГ помилование осуществляется Президентом ФРГ, вынесенное решение не подлежит судебной проверке. Отношения милосердия и правосудия на протяжении столетий вызывали споры. Расходятся мнения в литературе и судебной практике, вплоть до Федерального Конституционного суда ФРГ. Ретроспектива исторического развития практики помилования, анализ целей и последствий применения данной меры убедительно доказывают необходимость закрепленной в законодательстве возможности судебной проверки решений о помиловании. Это единственный действенный метод предотвратить произвол, злоупотребление властью и нарушение прав человека. Современное правовое государство не должно допустить негативный опыт прошлых диктатур и монархий.

Изучение института брака в зарубежных правопорядках позволяет не только разглядеть самобытность и историческую правопреемственность, но и выяснить, обладают ли положения о браке общими чертами, характеризующими его как высшую ценность, и насколько допустимо иностранное заимствование при формировании собственной правовой системы без ущерба для ее уникальности и индивидуальности. Использование зарубежного опыта обнаруживает массу вопросов и коллизий, требующих разрешения применительно к национальному праву. Обязательной составляющей является изучение наследия прошлого, так называемая законодательная ретроспектива, что способствует познанию правовой культуры. Впервые в отечественной науке предпринята попытка периодизации института брака в Испании в зависимости от вида социального регулятора: обычаи, канонические правила, нормы права (собственные и заимствованные). Представлена периодизация испанского брачного права и показаны основные особенности его формирования: применение обычаев народов, населявших территорию Испании; рецепция римского частного права; влияние канонического права; внешние иностранные воздействия. Вся история брачного права условно разделена на 5 периодов: обычное право (первый период), господство канонического права (второй период), систематизированное законодательство о браке (третий период), гармонизация светского законодательства о браке с положениями канонического права (четвертый период), современное право (пятый период). Отдельно в урегулировании отношений между полами выделен доправовой период. Безусловно, каждый период отличается разнообразием правил брачного права, что объясняется эволюцией самих общественных отношений и развитием правового института брака. Показано последовательное влияние общечеловеческих ценностей на формирование правовых положений брака. По мере формирования брачного права складываются правила, определяющие условия и порядок его заключения. Непреходящая ценность семейной организации образа жизни людей и семейной формы хозяйствования обуславливает сохранение данного социального института на протяжении всего периода истории человечества, хотя и в постоянно изменяющемся виде.

Автор исследует историю развития уголовного законодательства об ответственности за правонарушения, связанные с нарушением правил безопасности движения или эксплуатации транспорта, с 1917 по 2014 гг. Анализируются декреты и постановления советского периода в сфере обеспечения безопасности движения транспорта, статьи Уголовного кодекса РСФСР в редакции 1922 и 1926 гг., действовавших на территории современного Казахстана до 1 января 1960 г., нормы Уголовного кодекса Казахской ССР 1959 г., Уголовного кодекса РК в редакции 1997 и 2014 гг. о транспортных преступлениях. Анализируемый период характеризуется появлением специальной главы Особенной части УК, неуклонным увеличением количества статей об ответственности за транспортные правонарушения, конкретизацией статей общего характера путем выделения из них специальных норм, ужесточением ответственности за нарушения правил безопасности, повлекшие тяжкие последствия, переносом отдельных транспортных административных проступков в уголовный закон и др. Отмеченная тенденция объясняется бурным ростом транспортного парка страны, увеличением скорости, интенсивности движения транспортных средств, необходимостью защиты общества от аварий и катастроф и приведения уголовного закона в соответствие с нуждами практики.

В первые послевоенные десятилетия в ФРГ проблема преступлений нацистского режима замалчивалась. Информация о вопиющих преступлениях нацистов в концентрационных лагерях воспринималась немцами в качестве «пропаганды победителей». Событием, способствовавшим осмыслению немецким обществом преступного прошлого своей страны, стал Франкфуртский процесс 1963—1965 гг. Перед судом во Франкфурте предстали 22 нацистских преступника, которые обвинялись в убийствах и пособничестве в убийствах узников концлагеря и лагеря смерти Аушвиц. В ходе судебного разбирательства были вскрыты ужасающие факты массового уничтожения людей, беспрецедентные случаи унижения человеческого достоинства. Позиция обвинения заключалась в том, что подсудимые по собственной воле проходили службу в Аушвице, осознавая, что основной целью функционирования лагеря является массовое уничтожение евреев, целенаправленно участвуя в осуществлении общего преступного замысла. Сторона защиты придерживалась стратегии, согласно которой подсудимые были лишь безвольными исполнителями приказов высшего нацистского руководства и были вынуждены под угрозой собственной жизни совершать преступления. Никто из обвиняемых не признал своей вины, в заключительных речах они не высказали ни сожаления, ни раскаяния перед жертвами и их родственниками. Приговор суда присяжных отличался мягкостью: только 6 обвиняемых были приговорены к пожизненному заключению, остальные получили различные (от 3 до 14 лет) сроки лишения свободы, трое были оправданы. Однако значение Франкфуртского процесса превосходит цель уголовного наказания нацистских преступников. Процесс стал вехой в ходе преодоления немцами своего недавнего прошлого, осознания ответственности немецкого общества за преступления национал-социализма.

В статье рассматривается становление и развитие правосоциалистической правовой мысли на протяжении революционного периода 1917 г. и Гражданской войны 1918 г. В процессе анализа особое внимание уделяется правовым воззрениям и идеям крупнейших теоретиков правосоциалистического лагеря, таким как Г. В. Плеханов, В. М. Чернов, П. Б. Аксельрод, М. В. Вишняк. Работа разделена на четыре взаимосвязанные части. В первой части выявляется факт отсутствия у правосоциалистических групп необходимых проектов правового развития российской государственности для установления социал-демократического режима, чем и вызвано их обращение к правовым концепциям кадетов. Также раскрываются причины оформления правосоциалистическими группами концепции «третьего пути» и ее реализации в антибольшевистской государственности периода 1918 г. Во второй части работы изучается понимание сущности права в социализме, проводится сравнение идеологического подхода к «праву» со стороны правоведов левосоциалистического и правосоциалистического лагеря. Отдельное внимание концентрируется на месте права в учениях социализма и взаимосвязи права с экономикой. В третьей части работы исследуется образ А. И. Гуковского как правоведа правосоциалистического лагеря. Обобщается его характеристика, данная ему правыми эсерами. В образе А. И. Гуковского выявляются общие черты, присущие всем правоведам правосоциалистического лагеря. В четвертой части работы обращается внимание на идею о правах и свободах человека и гражданина в учениях социальной демократии. Для правоведов социальной демократии развитие идеи о правах и свободах человека и гражданина есть не что иное, как материализация самого духа революции, в связи с чем проблематика правового статуса личности в трудах правосоциалистических мыслителей получила особое место. В заключение работы автором делаются выводы о вкладе российских правоведов правосоциалистического лагеря в мировой фонд юридической науки.