В условиях стремительного развития новых технологий, происходящего в период четвертой промышленной революции, постепенно начинают формироваться новые виды споров, обладающие существенной спецификой. Особую категорию среди них составляют споры, возникающие из смартконтрактов, основанных на технологии блокчейн. Существует два возможных способа разрешения таких споров. Согласно первому подходу, они подлежат рассмотрению традиционными арбитражными институтами, руководствующимися обычными правилами (безблокчейновый арбитраж). Второй подход предполагает необходимость создания инновационных приложений, основанных на технологии блокчейн и предназначенных для разрешения споров, возникающих в цифровой децентрализованной среде (блокчейн-арбитраж). Такие приложения, в свою очередь, подразделяются на две группы. Первую группу составляют проекты, предусматривающие создание специального арбитража, сочетающего в себе преимущества международного коммерческого арбитража и технологии блокчейн; ко второй группе относятся проекты, предполагающие создание децентрализованной квазисудебной системы урегулирования споров. В статье предпринята попытка проанализировать наиболее интересные проекты, относящиеся к каждой из перечисленных групп, и оценить перспективы их развития. По итогам анализа автор приходит к выводу о том, что реализация таких проектов приведет к возникновению множества вопросов (среди которых проблема выбора применимого права, определение места арбитража, арбитрабильность, а также возможность признания и приведения в исполнение вынесенных таким арбитражем решений). Под влиянием новых технологий международный коммерческий арбитраж получает новый вектор своего развития. В перспективе развитие новых технологий потребует не только рационализации уже существующих механизмов разрешения споров, но и их коренного переосмысления.

Статья посвящена оптимизации существенных признаков семьи, которые могли бы явиться основой для ее нормативно-правового дефинирования в Семейном кодексе Российской Федерации в качестве понятия общеправового типа. Автор анализирует различные позиции цивилистической доктрины о такой возможности (невозможности), фиксирует вариации семейных союзов, демонстрирует проблемные аспекты их юридического существования или претензии на существование — на основе родительства при судебном установлении отцовства, несовершеннолетнего родительства, суррогатного материнства и т.п., а также на далеко не безупречной основе гендерного многообразия. Автор отмечает противоречивые позиции российского законодателя по указанной проблеме: опираясь на традиционные ценности, последний, безусловно, не склонен к легализации союзов с нетрадиционной сексуальной ориентацией, однако в ряде случаев он как бы потворствует противоположному, не устанавливая правовых последствий соответствующих актов и состояний. В заключение на основе предположений, выработанных доктриной семейного права, автор предлагает композицию существенных и юридически значимых признаков семьи, которая позволит спроектировать ее общенормативную дефиницию. В качестве предположения, по мнению автора, можно руководствоваться следующей версией: семья есть объединение граждан, которые находятся в предусмотренной законом семейно-правовой связи (на основе супружества, родительства и детства, родства, свойства́, опеки и (или) попечительства, приемного родительства, усыновления (удочерения), иждивения и др.), совместно проживают и ведут общее домохозяйство, наделены правами и обязанностями, соответствующими статусу семьи; членство в семье сохраняется при временном раздельном проживании, обусловленном уважительными причинами.

Экологический туризм традиционно означает путешествия на природные территории в места нахождения природных объектов, не затронутых или мало затронутых антропогенным воздействием, обладающих научной, познавательной, рекреационной, культурной ценностью, осуществляемые природосберегающими способами, способствующие гармонизации отношений человека с окружающей природной средой, экологическому воспитанию и образованию, содействующие охране биологического и ландшафтного разнообразия. Один из обязательных признаков экологического туризма — вовлеченность в него местного населения, предоставляющего туристам работы и услуги в сфере обслуживания. Использование природных территорий для туризма имеет важное социально-экономическое значение для развития регионов, обладающих значительным рекреационным потенциалом. Организация туризма на особо охраняемых природных территориях имеет особенности, связанные с их правовым режимом, направленным на сохранение природных объектов, в целях охраны которых создаются такие территории, и содержащим ограничения использования природных ресурсов и ведения хозяйственной деятельности. Программная постановка развития экологического туризма на особо охраняемых природных территориях в качестве государственной задачи требует легального определения данного понятия, поскольку от его содержания зависит степень вовлеченности особо охраняемых природных объектов, комплексов и экосистем в рекреационную деятельность. Понятие экологического туризма должно содержать указание на предельно допустимые рекреационные нагрузки и соответствие форм экологического туризма задачам особо охраняемых природных территорий, определенным в законодательстве и индивидуальных положениях о них. Перечень объектов туристской инфраструктуры должен утверждаться Правительством РФ для федеральных особо охраняемых природных территорий и высшими органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации и муниципальных образований для особо охраняемых природных территорий регионального и местного значения.

В статье рассматриваются проблемы, связанные с защитой и обеспечением прав потерпевшего при приеме, регистрации и рассмотрении сообщений о преступлениях на начальном этапе уголовного судопроизводства; обосновывается необходимость совершенствования практики возбуждения уголовного дела, судебной статистики с целью неукоснительного выполнения ст. 52 Конституции РФ, а также предложения о цифровизации данного этапа уголовного судопроизводства. Автор подчеркивает, что уголовное судопроизводство должно рассматриваться как единая государственно-властная деятельность, начинающаяся с появления сообщения о совершенном преступлении и завершающаяся окончательным разрешением всех материально-правовых и процессуально-правовых вопросов, возникающих по данному делу. Ввиду этого процесс цифровизации уголовного судопроизводства должен строиться на единой платформе, связывающей не только все стадии производства, но и должностных лиц любого из ведомств, осуществляющих отдельные этапы этой деятельности. Такая платформа должна быть в пределах, установленных законом, доступна всем участниками процесса, чьи права и интересы затрагиваются данной деятельностью. Это должна быть гибкая цифровая система, обеспечивающая по одним параметрам тайну производства, в том числе тайну следствия, охрану чести и достоинства человека, его право на тайну личной жизни, семейную и другие охраняемые законом тайны. Но по другим параметрам она должна быть открыта для доступа человека, вовлекаемого в данное производство, его защитника, представителя. Кроме того, по некоторым параметрам, не противоречащим закону, она должна быть доступна и иным лицам, например для проведения научных исследований и обобщения практики уголовного судопроизводства по уже разрешенным уголовным делам; для средств массовой информации, обеспечивающих обществу доступ к информации о судопроизводстве по отдельным делам или при общественном обсуждении отдельных правовых проблем, а иногда и для защиты прав человека в сфере уголовного судопроизводства и т.п.

Системные характеристики учения о лице, совершившем преступление, предопределяют комплексность использования информации о нем в процессе уголовного преследования. Немаловажное значение в работе правоохранительных органов как системного образования будет иметь системная информация о поведенческих аспектах лица в процессе генезиса криминальной и посткриминальной деятельности, а также его процессуального статуса. О криминалистически значимых аспектах деятельности (и поведения) преступника как о системном целостном образовании следует говорить тогда, когда будет установлена решающая роль личностных особенностей не только в механизме преступного деяния, но и за его рамками. Исследованию должна подвергаться деятельность лица, имеющая место как до уголовного преследования (криминальный аспект), так и в его процессе (посткриминальный аспект). Поэтому личность подсудимого целесообразно рассматривать в системе таких категорий, как личность преступника и личность обвиняемого (подозреваемого). В целях повышения эффективности деятельности по изобличению преступников в рамках судебного производства необходима типизация подсудимых. Классификационный подход позволяет разрабатывать целенаправленные рекомендации (методики, тактические комплексы) для поддержания государственного обвинения. Получение и использование информации о личности подсудимого предполагает необходимость взаимодействия государственного обвинителя с иными органами уголовного преследования. Автор приходит к выводу, что изучение личностных и поведенческих характеристик подсудимого имеет важное теоретическое и практическое значение. В первом случае обобщение таких знаний способствует развитию криминалистической теории в целом и отдельных ее разделов в частности. С практической точки зрения аккумуляция подобных знаний способствует формированию целенаправленных криминалистических рекомендаций по повышению эффективности уголовного преследования лиц, совершивших преступления, в рамках судебного разбирательства уголовных дел.

В статье анализируются проблемы, возникающие в процессе цифровизации уголовного судопроизводства, когда его организаторы вынуждены организовывать взаимодействие социальных и компьютерных технологий, совместная разработка и применение которых становятся неизбежными в современных условиях. По-новому трактуются основные понятия теории социальных технологий, которые изначально разрабатывались как средства организации человеческой деятельности, лишь одним из применений которых является система уголовного судопроизводства. Исследуются основные контексты применения понятия «социальная технология», а также значение социальных технологий в формулировании принципов и достижении целей уголовного судопроизводства. Определяется особый вид социальных технологий, называемый в статье гуманитарными технологиями, и анализируется релевантность данного вида технологий в системе принципов уголовного процесса. Обосновывается необходимость различения теоретического и технологического аспектов соблюдения принципов уголовного судопроизводства, что позволяет реконструировать всю систему целеполагания воздействия на поступки людей и общественные отношения при помощи разработки и применения социальных технологий. Подробно анализируется концепция поэтапного преобразования общества путем применения социального инжиниринга, выдвинутая К. Поппером. Реконструируется роль теоретического различения методологического эссенциализма и методологического номинализма (антиреализма). Подвергается критическому осмыслению доминирующая в современном обществознании идеологическая и политическая контекстуализация теории социальных технологий. Исследуются онтологические допущения и методологические установки, предложенные К. Поппером для утверждения его социально-технологической доктрины. Выявляется и описывается специфика применения социальных технологий в условиях применения в уголовном процессе систем искусственного интеллекта. Обосновывается тезис о необходимости поиска взаимосвязи и взаимной согласованности систем личности и общества в процессе цифровизации уголовного судопроизводства как на уровне принципов, так и на уровне технологий.

В статье раскрывается вопрос о современном понимании корыстной цели в составе хищения и его формах — мошенничестве, присвоении и растрате. Подробно проанализировано постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» в ракурсе дискуссионного понимания корыстной цели в судебной практике. Автором в полемическом плане излагается точка зрения о невозможности толкования корыстной цели в широком аспекте — как возможности распоряжаться похищенным имуществом по своему усмотрению, в том числе и в пользу иных лиц, круг которых неограничен. Доказывается, что термин «корысть» не может раскрыть содержание цели хищения, поскольку корысть присуща не только хищениям, но и иным преступлениям. «Корысть» может лишь указывать на отношение лица к акту его поведения, способу совершения преступления, но не характеризует цель его действий, в результате чего понятие корыстной цели может наполняться различным содержанием. Корыстные мотивы должны предопределять наличие корыстной цели, а некорыстные мотивы должны исключать квалификацию совершаемых деяний как хищение чужого имущества. Предложенное Верховным Судом РФ разъяснение корыстной цели существенным образом сдвигает рамки наличия признаков хищения и переносит их на более раннюю стадию. Приравнивание корыстной цели к цели извлечения (получения) имущественной выгоды не отличается определенностью, т.к. имущественную выгоду можно извлечь и из противоправного пользования чужим имуществом. Для объективной квалификации хищений существенное значение должен иметь мотив поведения виновного и характер его действий. Поэтому с точки зрения субъективных признаков хищения его цель должна указывать на то, что подобное деяние направлено на обогащение виновного или иных лиц, круг которых должен быть ограничен.

Статья посвящена анализу теоретических и практических аспектов двойственной сущности правовой институционализации в контексте системной юридической природы институтов права. Актуальность исследования обусловлена неопределенностью содержания понятия правовой институционализации, обусловливающей формальное отношение к ее использованию в научных трудах. Цель исследования — формирование концептуального представления о правовой институционализации и об институтах права в контексте их системной юридической природы и корреляционной зависимости. В процессе исследования использованы ключевые положения теории и методологии институционализма, метод систематизации и правового моделирования, а также системно-структурный, функциональный и формально-юридический подходы. В рамках теории институционализма дана сущностная и содержательная характеристика правовой институционализации как методологической основы познания системной юридической природы институтов права. Методы систематизации и правового моделирования позволили представить институты права как результат систематизации норм права. В порядке изложения теоретических основ правовой институционализации рассмотрено ее соотношение со смежными правовыми категориями. В аспекте системной природы институтов права показана их корреляционная зависимость от правовой институционализации, содержанием которой выступает двуединый процесс актуализации и систематизации норм права в порядке их дифференциации и интеграции на уровне нормативных системных связей. Концептуализация правовой институционализации в аспекте систематизации норм права позволила сформулировать вывод о многомерности статуса институтов права, который не ограничивается отраслевым уровнем и имеет общеправовой национальный и транснациональный характер, проявляя себя на межотраслевом и общеправовом уровнях нормативных связей национального, европейского и международного права.

На основе анализа содержащихся в отечественной и зарубежной литературе подходов проанализировано соотношение принципов права и правовых принципов. Подчеркиваются проблемы применения методологического инструментария при научном познании указанных понятий, рассмотрены критерии их соотношения. Автор разделяет тезис исследователей о тождественности правовых принципов и принципов права. Сформулировано авторское определение принципов права (правовых принципов). Указано на дискуссионность содержащейся в литературе позиции о тождественности принципов права (правовых принципов) и требований. Принципы права (правовые принципы) рассмотрены в контексте проблематики их идентификации в качестве источников (форм) права. Проанализирован либертарианский подход к пониманию принципов права (правовых принципов), сформулирован тезис о том, что им не исчерпывается все многообразие ценностного измерения права. Обосновывается неадаптированность позитивистского подхода к интерпретации принципов права (правовых принципов) к государствам семьи общего права. Подчеркивается присущий принципам права (правовым принципам) дуализм, который проявляется в качествах универсальности и локальности. В данном ракурсе выделена проблематика нарастания влияния религиозных регуляторов социального поведения, которые способны инспирировать развитие и разрастание диссонанса между принципами права, основанными на светском и религиозном праве. Обозначено, что интенсивная иммиграция из клерикальных (теократических) государств обостряет проблематику гармонизации принципов права при осуществлении контактов между цивилизациями различной ориентации и уровней развития. Указаны тенденции формирования национально-культурных, религиозных анклавов, в рамках которых подлежат применению «собственные принципы права», что продуцирует развитие параллельных «правовых пространств», усиливающих социальную конфронтацию.

Статья посвящена роли истории политических и правовых идей в государственном строительстве, науке и образовании. В данном аспекте рассматриваются проблемы, связанные с внесением поправок в Конституцию Российской Федерации, инициированные Президентом РФ. По мнению автора, эти инициативы являются логическим продолжением намеченных изменений политической системы, механизма (аппарата) государства, системы местного самоуправления, содержащихся в самом общем виде в ежегодном послании Президента РФ Федеральному Собранию. Столь ранний срок оглашения послания, последующее, фактически без промедления, внесение на рассмотрение Государственной Думы проекта федерального закона и работа по реализации содержащихся в нем положений не оставляют сомнений в том, что есть некоторая стратегия политического развития России на ближайшую перспективу. В этой связи дается оценка политической ситуации в современной России и высказываются предложения в части дальнейшей эволюции институтов общества и государства. Аргументируется диалектическая взаимосвязь национальной модели развития и ее идеологического обоснования. Делается акцент на особой роли идей в истории российской государственности. Кроме того, в статье получила отражение оценка истории политических и правовых учений в системе общественных наук и юридического образования в советский и постсоветский период. Приводятся свидетельства необходимости повышения роли теоретических и исторических дисциплин в условиях современной «гибридной» войны и усиления глобальной конкуренции основных геополитических проектов. Высказывается идея о переориентации российского юридического образования с изучения законодательства, которое меняется столь быстро, что по факту не приобретает форму знаний, на изучение права во всех его проявлениях как универсального регулятора общественных отношений.

Предпринятый в статье анализ европейского, российского законодательства и документов международных организаций позволил сделать следующие выводы. Уникальность генетических данных определяется следующими характеристиками: эти данные относительно статичны, не развиваются сами по себе в течение жизни; они в принципе неизменны, так как невозможна модификация одновременно всех идентичных генов, присутствующих во всех клетках одного и того же организма; они могут быть инвариантны по отношению к своему носителю, выходя за рамки индивидуального носителя посредством передачи от поколения к поколению. Идентификация субъекта может быть осуществлена при помощи различных идентификаторов, характерных для физиологической, генетической, психологической, культурной или социальной идентичности субъекта, например таких биометрических данных, как изображение лица, отпечатки пальцев, радужная оболочка, венозный рисунок ладоней, генетические маркеры и «цифровые» следы. К генетической информации можно применить по аналогии правовой режим тайны, учитывая особенности источника происхождения генетической информации и особых правил ее обработки. Вместе с тем существующие режимы информации ограниченного доступа не учитывают особенности генетических данных. Отличие генетической информации от других охраняемых в режимах персональных данных и врачебной тайны сведений состоит в том, что в ней, кроме самого носителя информации, могут быть заинтересованы другие члены семьи — кровные родственники, супруг или супруга, что в действующем российском законодательстве не учитывается. Необходимо введение особых механизмов правовой защиты генетической информации, которые следует закрепить в специальном законе «О генетической информации».

Сегодня правовая природа договора о добровольческой (волонтерской) деятельности в России определена законодателем в виде диапазона от гражданско-правового до комплексного договора, но объем и пределы инкорпорирования смежного законодательства остаются открытыми, что вызывает правовую неопределенность, поэтому представляется целесообразным анализ зарубежных моделей регулирования добровольческой (волонтерской) деятельности. В основе двух рассматриваемых зарубежных моделей регулирования добровольческих (волонтерских) отношений посредством соглашений лежат разные идеи. Немецкое право возводит добровольческую деятельность в ранг службы (альтернатива гражданской службы) и скрупулезно закрепляет все вопросы добровольческой службы в законе, устанавливая в качестве приоритета ответственность добровольца, социальную значимость добровольческой деятельности, прибегая к нормам административного и трудового законодательства, позволяющим не только обременить добровольца, но и защитить его. Английская же модель демонстрирует пример либерального подхода, она направлена на максимальное размежевание по предмету с трудовым договором (контрактом), вместе с тем соглашение не переводится и в гражданско-правовую область, оставаясь моральным обязательством вне правового поля; во главе угла здесь сто́ит свобода волеизъявления волонтеров, что в первую очередь предусматривает возможность волонтера в любой момент отказаться от выполняемых функций. В России отношения добровольца и организации оформляются гражданско-правовым либо комплексным договором о добровольческой (волонтерской) деятельности (моноили полиотраслевым). Выбор в пользу полиотраслевого комплексного договора обусловлен в том числе высокой квалификацией помощи добровольца (волонтера). Следует исходить из закрытого перечня вопросов, которые могут/должны перекочевать из трудового права в договор о добровольческой (волонтерской) деятельности; эти вопросы целесообразно было бы закрепить в законе, например ограничения, связанные с занятием трудовой деятельностью в определенных сферах, положения о защите персональных данных.