Опираясь на методологию научного познания и фундаментальные положения цивилистики, автор анализирует правовые последствия цифровой трансформации в гражданском обороте и приходит к выводу, что различные цифровые объекты (цифровое право, цифровой рубль, цифровая валюта, криптовалюта, цифровые финансовые активы, искусственный интеллект и его технологии) — идеальные по своей природе инновационные продукты, — благодаря используемому процессором компьютера машинному языку, то есть материальной по своей природе системе знаков, воплощаются в объективной цифровой форме, становясь объектами гражданского оборота. На основе проведенной классификации цифровых объектов рассмотрены их видовые особенности и различия в правовом режиме. Выявлены тенденции развития имущественного оборота, связанного с эффектом мультиплицирования цифровых объектов в условиях трансформации. Проанализированы правовые последствия изменения объективной формы и заменяемости материальных носителей новых цифровых объектов. Отмечено, что проблемно-практические вопросы трансформации взаимосвязи содержания, формы и материального носителя цифровых объектов актуализируют проблему разработки и законодательного закрепления тех правовых конструкций, с помощью которых можно не только устранить пробельность и сложности в регулировании отношений с новыми инновационными продуктами, но и предусмотреть механизм надлежащей правовой охраны цифровых объектов и защиты субъективных прав на них.

   В статье сделан акцент на влиянии правовых позиций судов на формирование доктринального осмысления и правоприменительной практики в отношении ряда пореформенных норм о залоге и удержании. Рассмотрено расширение объема залогового права на доходы от использования имущества, страховое возмещение и иные трансформации предмета залога. Отмечено ограничительное толкование Верховным Судом РФ: объем права определяется на дату возникновения залога, а не автоматически. Проанализированы унифицированные в 2025 г. подходы к пониманию спорной конструкции залога в силу ареста с учетом последовательного отрицания высшей судебной инстанцией предоставления соответствующим кредиторам приоритета в банкротстве (в том числе по налоговым арестам). Применительно к последствиям передачи вещи в залог неуправомоченным лицом обращается внимание на уменьшение негативных последствий для собственника, который не несет в такой ситуации дополнительных договорных обязательств. Отмечена дискуссионность позиции Верховного Суда РФ: истечение срока давности по требованию о взыскании позволяет залогодателю требовать погашения записи о залоге, — равно относящейся к ситуации пропуска срока на предъявление исполнительного листа для принудительного исполнения. Детализированы последствия возмездного приобретения заложенного имущества лицом, не знавшим об обременении, в частности на примере прерывания цепочки отчуждений на добросовестном приобретателе. Применительно к удержанию вещи систематизированы условия его правомерности: законное владение, связь требования с вещью, недопустимость неправомерного завладения. Подчеркнуто, что удержание не может быть бессрочным: при потере интереса должника к вещи ретентор обязан обратить взыскание в разумный срок.

   Средствами историко-правового, сравнительно-исторического, формально-юридического анализа исследовано формирование основ современного трудового права России в послепетровский период 1725–1785 гг. При известной временно́й отдаленности послепетровская эпоха важна выработкой ранних институтов, конструкций, подходов в сфере наемного подчиненного труда. В качестве методологической новации законодательства о труде XVIII в. названа позитивизация предписаний. Другой тенденцией стало укоренение публично-правовых начал в сфере труда. Допетровская государственность не вмешивалась в отношения нанимателя и нанятого, поддерживала цивилистическую конструкцию найма по соглашению сторон. В политике послепетровского периода утверждались черты актуального трудового права России, сущностью которого является соединение принципов частного и публичного права. Законодатель XVIII в. закреплял конкретные институты, которые стали элементами законодательства XXI в. Таковы гарантии в области оплаты труда, ограничение рабочего времени, нормы о безопасности работников, запрет на нелимитируемое применение наказаний, правила о денежных взысканиях (удержаниях), регламентация дисциплины труда, локальное нормотворчество. Сделан вывод о наличии родственных для двух эпох недочетов регламентации отношений по труду: таковы неудовлетворительная эффективность реализации закрепленных норм, невысокий уровень массового отраслевого правосознания, слабость механизмов надзора и контроля за соблюдением норм о труде.

   Декриминализация мелких хищений частной собственности представляется неоправданной в контексте уголовной политики. Разумной была декриминализация мелких хищений социалистической собственности в СССР, где за хищения социалистической собственности были предусмотрены крайне суровые наказания. Массовые мелкие хищения причиняют серьезный вред экономике, они развращают население и создают неблагоприятную криминогенную ситуацию в стране, способствуя приобщению молодежи к криминальной субкультуре. Отсутствие в КоАП РФ норм о соучастии и покушении препятствует эффективной борьбе с хищениями. При наказании хищений целесообразно учитывать повторение хищения лицом, ранее наказанным за хищение. Институт освобождения от уголовной ответственности целесообразно реформировать, исключив по общему правилу возможность освобождения от ответственности лиц, ранее освобожденных от ответственности за корыстные преступления. Сущность воровства как деяния mala in se исключает возможность понимания его в качестве нарушения порядка, административного правонарушения. Лицо, обвиняемое в воровстве, должно иметь право на защиту, характерное для уголовного судопроизводства. В уголовном праве экономически развитых стран континентальной Европы и в Англии цена похищенного не имеет существенного значения. В США, как и в старом английском общем праве, различают мелкое и большое воровство, и то и другое влечет уголовную ответственность. В бывших республиках СССР наметилась тенденция к установлению уголовной ответственности за мелкие хищения.

   Предусмотренные в уголовном законодательстве основания отмены условного осуждения, а также условных видов освобождения от наказания, связанные с противоправным поведением осужденного в период испытательного срока, выступают в роли средств дифференциации контроля за поведением лиц, совершивших преступление. Однако противоправное поведение осужденного в период испытательного срока, выражающееся в совершении административных правонарушений, не всегда может служить основанием для изменения средств социального контроля. Используемые законодателем формулировки ряда статей УК РФ не позволяют адекватно оценивать факты совершения административных правонарушений и своевременно реагировать на них, они сосредоточены на учете лишь случаев нарушения общественного порядка. Анализ материалов правоприменительной практики по контролю за условно осужденными и лицами, освобожденными от наказания, свидетельствует об отсутствии у органов, осуществляющих контроль за данными категориями осужденных, возможности своевременно отреагировать на отдельные факты противоправного поведения. Установление четких дифференцированных оснований для отмены применяемых условных мер уголовно-правового воздействия — инструмент повышения эффективности уголовного законодательства. В свете индивидуальных характеристик лиц, совершивших преступление, предлагается проводить развернутый и дифференцированный учет различных фактов совершения административных правонарушений, а также преступлений в зависимости от степени тяжести как показателей отсутствия исправления лица и сохранения его общественной опасности.

   Представлена историческая ретроспектива формирования правовой защиты информации о частной жизни граждан в российском уголовном судопроизводстве. Продемонстрировано, что в российской правовой системе всегда придавалось особое значение некоторым сведениям частного, личного и семейного характера, прежде всего в сфере уголовного судопроизводства как сфере отношений, в наибольшей степени затрагивающих права граждан. Ретроспективный обзор законодательной базы различных исторических периодов в этом аспекте позволил определить, что законодателем всегда предпринимались определенные меры по ограничению распространения информации о частной жизни участников уголовного судопроизводства. Сделан вывод о том, что формирование норм, направленных на ограничение доступа к информации о частной жизни граждан, имеет долгую и противоречивую историю развития, влияние на которую осуществлялось в связи со сменой политических режимов, чем обуславливались первоначальная ограниченность и последующее расширение прав граждан на защиту неприкосновенности их частной жизни.

   В статье рассмотрены особенности применения технологии искусственного интеллекта в системе здравоохранения, включая вопросы персональной ответственности врача при принятии решений о диагностике и лечении на основании сформулированного предложения (решения) алгоритма. Представлен обзор действующей системы правового регулирования ответственности медицинских работников, а также проведена оценка возможных вариантов распределения ответственности в связи с внедрением искусственного интеллекта в работу врачей. Раскрыты потенциальные направления совершенствования законодательства и выделены особенности, касающиеся медицинских организаций, медицинских работников и пациентов, которым будет оказана медицинская помощь с использованием интеллектуальных систем. Проанализированы тенденции распределения ответственности за причинение вреда при оказании медицинской помощи в таких случаях, что позволило выработать возможные варианты распределения ответственности между медицинской организацией и медицинским работником в будущем.

   Категория «идентичность» мигрировала в понятийный аппарат юриспруденции, в том числе конституционно-правовой науки, из других социально-гуманитарных направлений. В этой связи в основной части статьи автор последовательно раскрывает грани феномена идентичности в рамках четырех блоков: 1) социально-антропологического; 2) национально-политического; 3) правовой действительности (через синонимический ряд: «правовой стиль», «правовая культура», «правовая память»); 4) доктрины конституционной идентичности как метауровня онтологического и институционального (позитивированного) бытия идентичности в праве. Отмечается многоплановая смысловая дихотомия идентичности в правовых исследованиях: как состояния уникальности (самобытности) и тождественности (общности); как результата субъективного самоопределения (рефлексивно-иррационального акта) и каталога объективистских параметров государственно-политической, нормативно-правовой систем; как продукта синергии классического позитивизма, универсальных правовых ценностей и национальной правовой культуры. В логике интерференции и дифракции множества смыслов конституционная идентичность, по мнению автора, с одной стороны, обнаруживается в нормативном ядре системообразующих конституционных ценностей, дефиниция которых предложена в статье, с другой — может быть представлена как квинтэссенция правовых и внеправовых факторов, определяющих национальный конституционный правопорядок в конкретный исторический период. Доктрина конституционной идентичности, таким образом, интегрирует несколько взаимопроникающих уровней: аксиологический, национальный, нормативный.

   Представленная работа в определенной степени продолжает опубликованную ранее в журнале Lex russica статью, посвященную вопросам реализации права на самоопределение на примере Российской Федерации и иных федеративных государств (Каграманов А. К. Этнорегиональная самостоятельность и автономия как способы осуществления права на самоопределение // Lex russica. 2022. Т. 75. № 2. С. 9–23). Автором предпринята попытка раскрыть особенности осуществления права на самоопределение и урегулирования конфликтов в многосоставных унитарных государствах и разделенных обществах, осложненных этническим, языковым, религиозным и другими элементами. Рассмотрены основные правовые доктрины, нормативная база и практические позитивные и негативные примеры (Австрия, Италия, Украина, Ирак, Босния и Герцеговина, Северная Ирландия, Филиппины и др.) воплощения различных моделей самоуправления, таких как интеграционизм, консоционализм, объединение власти, сложное разделение власти, избирательное право, инклюзивность, права человека и национальных меньшинств, вертикальные и горизонтальные способы делегирования полномочий и т. д., способствующих сочетанию территориальной целостности государства и реализации права на самоопределение. Пренебрежение указанными институциональными методами может привести к сецессии территорий. В заключение делается вывод о том, что наиболее подходящей моделью в условиях современного развития многосоставных государств является умеренный консоционализм.

   Статья посвящена исследованию вопросов нормативного правового регулирования недружественных и враждебных действий зарубежных государств как оснований для активации мер административно-правовой защиты государственного суверенитета. Указанные действия, хотя обозначающие их слова — синонимы, фактически и юридически имеют разное содержание и требуют самостоятельной регламентации. Враждебные действия, в отличие от недружественных, крайне агрессивны и противоправны, соответственно, нуждаются в более строгих мерах реагирования, специальном порядке их введения и прекращения. Для этого наиболее целесообразно внесение точечных изменений в Федеральный закон от 04. 06. 2018 № 127-ФЗ «О мерах воздействия (противодействия) на недружественные действия Соединенных Штатов Америки и иных иностранных государств». Детальное изучение правовых основ ответа на недружественные действия позволило сделать ряд выводов: легальные основания реагирования на недружественные действия не конкретизированы и рассеяны по большому количеству нормативных правовых актов различной иерархии; различается порядок введения различных мер защиты от недружественных действий; отсутствует унифицированный подход со сроками введения и действия мер по защите суверенитета России от недружественных действий; зачастую вводимые меры по защите суверенитета не аргументируются должным образом, что вызывает проблемы правоприменения, в том числе в части обеспечения прав и свобод граждан и организаций. Проанализировав большое количество актов, автор констатировал, что необходимо уточнить критерии отнесения действий иностранных государств к недружественным, а также разрешить процессуальные вопросы введения мер защиты государственного суверенитета от таких действий.

   Включая в международный договор положение о денонсации, его участники тем самым создают для себя неконфронтационный путь возможного отказа от этого договора в дальнейшем. При этом условия денонсации, как показало изучение договорной практики, разнообразны и могут варьироваться в зависимости от предмета самого договора. Руководствуясь соответствующим положением договора, каждый его участник вправе отказаться от дальнейшего выполнения своих обязательств, однако такой отказ должен быть сделан в строгом соответствии с теми процедурными условиями, которые определили стороны непосредственно в самом договоре. Предусматривая право участников договора денонсировать его, государства одновременно с этим могут установить в нем специальные условия, гарантирующие достижение договорных целей даже в случае, если одна из сторон решит воспользоваться данным правом. Анализ договорной практики свидетельствует, что такие условия обычно включаются в договоры, регламентирующие сотрудничество сторон в какой-либо критически важной области (например, строительство объектов энергетики). В то же время внесение положений о денонсации в договоры об ограничении вооружений автору видится нецелесообразным, поскольку действие таких договоров, служащих укреплению системы коллективной безопасности, не должно ставиться в зависимость от текущего состояния отношений государств: положения о денонсации могут становиться, как показало исследование, своего рода лазейкой, с помощью которой государство может фактически произвольно, в любой момент отказаться от договора, если на каком-то этапе его отношения с другой стороной ухудшились. Денонсация подобных договоров является деструктивным фактором для системы коллективной безопасности. Утрата такими договорами силы должна происходить лишь в результате достижения компромисса всех сторон.

   В статье анализируются организационно-правовые аспекты, финансово-имущественные схема и договорные элементы модельного механизма взаимодействия внутри неправосубъектного некорпоративного объединения научно-образовательных организаций, индустриальных партнеров и иных субъектов, использующих инфраструктуру межуниверситетских кампусов. Выделен ряд ключевых факторов, которые предлагается учитывать при разработке общей организационно-правовой модели функционирования межуниверситетского кампуса. Дана характеристика организационной составляющей управления кампусом как регионально ориентированной, проектной модели с преобладающим государственным участием, элементами концессионного управления и управления, основанного на соглашении о консорциуме (или иной договорной конструкции). Проведена классификация невластных субъектов университетских кампусов по критерию осуществляемой деятельности и функциональной роли. Отмечается, что создание сети региональных кампусов существенно меняет роль университетов в социально-экономическом развитии регионов, а целевое назначение инфраструктуры межуниверситетского кампуса прочно связано с публичными функциями и целями его использования. Подчеркивается, что успех проекта зависит от адаптации университетов к новым условиям, конструктивных отношений с региональной публичной властью и бизнесом, а также баланса между федеральными и региональными потребностями. Предлагаемая модель управления кампусом сочетает активную роль региональной публичной власти, экосистему технологического предпринимательства, сетевое взаимодействие и цифровую трансформацию. Особое внимание уделяется необходимости четкого определения ролей и ответственности участников, а также учету региональной специфики. Акцентируется необходимость внесения изменений в законодательство для эффективной реализации проекта.

   Метавселенная представляет собой эволюционную форму цифрового общества, характеризующуюся развитием социальных атрибутов и интеграцией виртуального и реального миров. Она функционирует как сложная виртуальная социальная система, основанная на реальной социальной структуре и охватывающая различные сферы жизни, такие как политика, экономика и культура. Социальное и транзакционное поведение людей в виртуальной среде постепенно оказывает обратное воздействие на реальную жизнь, формируя новые модели взаимодействия и коммуникации. Технология дополненной реальности позволяет отображать виртуальные объекты на основе реального мира, что усиливает ощущение погружения и подчеркивает необходимость гармоничного сочетания виртуального и реального пространств. Как новое направление развития киберпространства, метавселенная обладает децентрализованной логической архитектурой и обеспечивает интеграцию виртуального и реального миров. Однако последняя порождает новые криминальные риски, влияющие на правовую защиту гражданских прав, прав собственности и интеллектуальной собственности, а также на цифровые финансовые системы и механизмы регулирования. Преступления в виртуальном пространстве продолжают трансформироваться, демонстрируя новые формы поведения и самовыражения. На основе детального анализа концепции, характеристик и социальных аспектов метавселенной, а также моделей противоправного деяния в ней предлагаются стратегии минимизации криминальных рисков. В частности, эффективное противодействие преступлениям в метавселенной требует создания многосубъектной надзорной системы, основанной на технологиях искусственного интеллекта и блокчейна. Эта система должна использовать данные и платформы как ключевые элементы регулирования для обеспечения безопасности и защиты прав пользователей.