В статье проведена классификация тенденций частного права по причинам появления, сфере применения, периоду реализации. Отдельные тенденции осуществления и охраны личных неимущественных прав взаимосвязаны с общими тенденциями гражданского права, а другие тенденции самобытны и не имеют аналогов. Обоснованы следующие современные тенденции осуществления и защиты личных неимущественных прав граждан: 1) ограничения осуществления и защиты некоторых личных неимущественных прав в условиях введения санкций недружественными странами, Европейским Союзом, международными организациями; 2) трансформация осуществления и защиты личных неимущественных прав в условиях цифровизации общества и экономики; 3) поиск квалификации персональных данных как объекта прав, дифференциация персональных данных и их правового регулирования, коммерциализация оборота персональных данных; 4) признание законодателем и судами дифференциации личных неимущественных прав, появление норм регулятивного характера, применяемых к личным неимущественным отношениям; 5) возрастание объема активных действий правообладателей по распоряжению отдельными правомочиями личных неимущественных прав; 6) увеличение доли умышленных нарушений личных неимущественных прав, имеющих шокирующий характер; 7) развитие нескольких (иногда строго привязанных) способов защиты, направленных на пресечение действий нарушителя или пресечение угрозы нарушения, или на моральное удовлетворение потерпевшего, или на доведение до окружающих сведений о факте и сути нарушения. Предложены правовые меры решения возникающих проблем, в частности разработка правил допуска в виртуальный мир и участия в метавселенной несовершеннолетних и лиц, имеющих некоторые заболевания; закрепление в законе правил размещения, хранения и безопасности персональных данных в зависимости от их вида; обоснование введения запретов определенного поведения нарушителя личных неимущественных прав как гражданско-правового способа защиты при определенных условиях.

В статье автор рассматривает стандарт поведения доверительного управляющего и пытается раскрыть содержание наивысшего стандарта поведения в гражданском праве на примере договора до верительного управления. В статье рассмотрено противоречие между предъявлением к доверительному управляющему наивысшего стандарта поведения и предоставления ему возможности привлечь третьих лиц для исполнения своих обязанностей. Разные правопорядки по-разному квалифицируют правоотношение по управлению чужим имуществом в зависимости от разработанности такой категории, как фидуциарная обязанность. В российском праве данная категория практически не разработана, что характерно и для других стран континентального права. В статье произведена попытка установить закономерность: стандарт поведения управляющего — ответственность управляющего за нарушение обязательства — возможность субституции — ответственность за привлеченное третье лицо.

Автор приходит к выводу, что наивысший стандарт поведения возлагается путем возложения риска, а не конструирования особой формы вины. Тенденция развития учения о вине сводится к сокращению форм вины, а не к их увеличению. В связи с этим выделение такой формы вины, как culpa levissima, является неоправданным. Попытка выделить дополнительные формы вины является откатом от результатов дискуссии пандектистов XIX в., в результате которой была занята позиция о необходимости выделения только двух форм вины (умысел и неосторожность).

В статье рассматривается также противоречие права континентальных стран и стран общего права в части возложения ответственности на доверительного управляющего за привлекаемых им третьих лиц. Страны общего права исходят из того, что привлечение третьих лиц снимает с трасти ответственность за причиняемый ими вред в отсутствие допущенных ошибок при выборе третьих лиц. Страны общего права идут по пути формулирования более строгого стандарта поведения через конструирование такой категории, как фидуциарная обязанность. Страны континентального права в меньшей степени используют критерий плохого выбора третьего лица. Выводы сделаны на основе изучения опыта стран континентального права.

Судебная экспертиза является важной процессуальной гарантией защиты нарушенных интеллектуальных прав в тех случаях, когда для разрешения спора необходимо применение специальных знаний, и в то же время не должна рассматриваться как процессуальная гарантия и средство защиты в тех случаях, когда для установления факта использования объекта интеллектуальных прав специальные знания не требуются. Правовое регулирование вопроса необходимости специальных знаний для установления факта использования объекта интеллектуальных прав в спорах об их нарушении отсутствует на законодательном уровне, не является полным на уровне разъяснений Высшего Арбитражного Суда РФ и Верховного Суда РФ, в некоторых аспектах отличается от давно сложившихся подходов Роспатента и поэтому нуждается в уточнении. В силу сходной правовой природы промышленных образцов, товарных знаков (знаков обслуживания) и объектов авторского права наглядного характера предлагается уточнить и единообразно применять подход, в силу которого для оценки их тождества или сходства, общего зрительного впечатления и производности специальные знания не требуются, но может быть учтено восприятие узким кругом покупателей/пользователей соответствующих товаров/услуг. В таких случаях как заключение судебной экспертизы, так и внесудебные экспертные заключения не должны являться допустимыми доказательствами. В других случаях, когда специальные знания необходимы, допустимыми предлагается считать лишь те заключения судебной экспертизы и внесудебных экспертиз, которые были осуществлены лицами, имеющими образование не только в сфере охраны, экспертизы и оценки объектов интеллектуальных прав, но и именно в той сфере, к которой относится исследуемый объект. Такие экспертизы могут быть также комплексными.

Автор обращается к зарубежному опыту конституционно-правового регулирования в сфере экологии и актуальной проблеме защиты прав человека в условиях изменения климата. Сравнительный анализ текстов конституций свидетельствует о признании взаимосвязи права человека с окружающей средой; «благоприятная окружающая среда» заявляется в качестве конституционной цели. Выделяются две основные конституционные модели. В рамках первой модели право на окружающую среду («благоприятную», «здоровую», «сбалансированную») закрепляется как самостоятельное право человека. Особенность второй модели состоит в провозглашении права на жизнь, здоровье и иных прав личности в условиях окружающей среды, отвечающей требованиям «благоприятной». Климатическая повестка как актуальное требование современного международного права находит отражение в национальном праве государств. Последние 30 лет наблюдается устойчивая тенденция роста исков граждан, их объединений к органам исполнительной власти в связи с наступлением неблагоприятных последствий от изменения климата. Анализ судебной практики свидетельствует о формировании двух типов «климатических» дел. Первый заключается в защите конкретных прав человека (права на жизнь, право на здоровье, право на собственность), нарушаемых из-за неэффективных мер органов государства в борьбе с негативными последствиями, связанными с изменением климата. Второй тип «климатических» дел состоит в обжаловании нормативных и иных актов (например, разрешений на строительство объектов, эксплуатация которых усилит выбросы парниковых газов). Требования истцов заключаются в необходимости изменения (отмены) актов с целью установления более строгих пределов выбросов парникового газа либо в принятии специальных программ по борьбе с изменениями климата. Сформулирован вывод о более успешной практике защиты прав в рамках данного типа «климатических» дел.

В науке конституционного права существуют различные подходы к пониманию и определению понятия «принцип конституционного права». В статье рассматриваются позиции и концептуальные положения на различных этапах развития отечественной юридической науки (общей теории права и конституционного права), раскрывающие особенности принципов права и конституционного права. Сформулирован вывод о том, что понимание принципа основано на различных мировоззренческих позициях. Особенно отчетливо данный подход проявляется в советской теории права, где принципы определяются в качестве начал, обусловленных экономическим строем (формацией). Вместе с тем в советской теории прослеживается тенденция объективации принципов. В современной науке конституционного права представлено многообразие точек зрения и подходов, направленных на раскрытие природы, юридической характеристики, назначения и практической роли принципов конституционного права. Обосновывается особое предназначение конституционных принципов. Они не являются нормами права в классическом понимании. Принципы конституционного права, будучи самостоятельным видом нормативных предписаний, играют наиболее значимую роль в регулировании отношений. Они определяют содержание конституционного и действующего права в целом. Правовое качество конституционных принципов заключается в высокой степени обобщения теории и практики общественных отношений. Принципы конституционного права обладают качеством объективности. Они отражают господствующее, выраженное в Конституции Российской Федерации представление о должном правовом воздействии. Конституционные принципы являются концентрированным выражением («движущими идеями») развития общественных отношений.

В статье анализируется влияние Соглашения по применению санитарных и фитосанитарных bмер на продовольственное законодательство Российской Федерации. Автор исследовал основные положения данного Соглашения, а затем проанализировал как используют государства — члены Всемирной торговой организации эти нормы в правоприменительной деятельности. Реализация данного международного акта направлена, с одной стороны, на возможность государств принимать меры по защите человека и животных, а с другой стороны, обеспечить единые требования рынка. Подходы государств к имплементации международных правовых норм могут быть различными и могут зависеть от многих факторов, например, являются страны импортерами или экспортерами продовольствия. Разница в подходах наблюдается также между развитыми и развивающимися странами, что проявляется в разных возможностях отстаивать интересы государства в рамках споров ВТО. Анализ законодательства и судебной практики позволил автору сделать вывод о том, что соглашение для государств-членов может иметь как ограничивающий, так и порождающий позитивные последствия характер. При этом Европейский Союз и Российская Федерация идут в противоположных направлениях. ЕС активно защищает свои рынки как путем развития продовольственного законодательства, так и путем участия в спорах при ВТО, а Россия не проявляет должной активности в правотворчестве и правоприменении. По-разному реализуются и положения Соглашения, связанные с научным обоснованием принимаемых государствами решений, а также использованием риск-ориентированного подхода в государственном управлении продовольственной сферой. ЕС выстраивает систему продовольственного законодательства на основе риск-ориентированного принятия решений государствами-членами, а также с учетом обновления научных данных. Российское законодательство представляет собой несистематизированный набор нормативных правовых актов, закрепляющих минимальные требования к пищевым продуктам.

Принудительное лицензирование в сфере интеллектуальной собственности представляет собой институт ограничения исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, имеющий достаточно продолжительную историю становления и развития. Принудительное лицензирование пришло на смену такого «жесткого» механизма ограничения исключительных прав правообладателя, как Правила о локализации запатентованных разработок, которые применялись в США и странах Европы в XIX — начале XX в. Принудительное лицензирование в момент своего возникновения считалось «мягким», «щадящим» механизмом ограничения исключительных прав правообладателя, которое к концу XX в. приобрело черты сложного института. Этот институт влечет за собой негативные последствия, чаще всего в виде уменьшения иностранного финансирования в отрасль, подвергшуюся актам принудительного лицензирования, изменения делового климата и т.п. Исследуя генезис норм о принудительном лицензировании в универсальных международных правовых актах в сфере интеллектуальной собственности, можно увидеть, что международное сообщество во многих актах закрепило в той или иной мере данный институт ограничения исключительного права, что является неопровержимым доказательством значения принудительного лицензирования. Анализ института принудительного лицензирования как в российском праве, так и в ряде зарубежных государств позволяет прийти к выводу о том, что преобладает «негативная концепция» принудительного лицензирования.

Борьба с налоговыми преступлениями осуществляется в рамках взаимодействия налоговых органов с участием оперативных подразделений органов внутренних дел. Оперативные подразделения ОВД при взаимодействии с налоговыми органами в целом обеспечивают реализацию полномочий налоговых органов по контролю и надзору за соблюдением законодательства о налогах и сборах. ОВД фактически являются участниками налоговых правоотношений, в то же время недостаточное развитие законодательства, регулирующего указанную деятельность, приводит к правовой неопределенности. В связи с этим предлагается дополнить ст. 9 НК РФ пунктом, закрепляющим статус ОВД как участника отношений, регулируемых законодательством о налогах и сборах, с одновременным внесением в ст. 89–100 НК РФ положений, регламентирующих полномочия и ограничения сотрудника ОВД как участника выездной налоговой проверки. Изменения уголовного, уголовно-процессуального и налогового законодательства, вступившие в силу в 2022–2023 гг., оказали существенное влияние на организацию взаимодействия подразделений экономической безопасности и противодействия коррупции с налоговыми органами и органами предварительного следствия при выявлении налоговых преступлений и возбуждении уголовных дел о преступлениях данной категории. Существующая межведомственная нормативная база в условиях изменения федерального законодательства в целом сохраняет свою актуальность, хотя и нуждается в обновлении и актуализации. Эти мероприятия в настоящее время либо не регламентированы, либо частично регламентированы в разрозненных ведомственных нормативных актах разной юридической силы, что создает объективную необходимость для разработки и принятия единого регламентирующего документа. Приемлемой формой межведомственного нормативного акта может являться трехстороннее соглашение о взаимодействии между Следственным комитетом Российской Федерации, МВД России и ФНС России. Существует также необходимость внесения изменений в НК РФ. Должна быть устранена противоречивость действующей редакции п. 3 ст. 32 НК РФ, который не содержит полного перечня решений, выносимых налоговыми органами и направляемых для принятия решения о возбуждении уголовного дела, вследствие чего имеется возможность различного толкования соответствующей обязанности налоговых органов.

В контексте данного исследования должностные насильственные преступления обозначают противоправное применение насилия при использовании своих полномочий должностными лицами правоохранительных органов. С позиций уголовного права сюда включаются определенные виды преступлений — превышение должностных полномочий с применением насилия, пытки, в том числе повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего или причинение тяжкого вреда его здоровью (ч. 3–5 ст. 286 УК РФ), и принуждение к даче показаний путем насилия, издевательств или пыток, в том числе повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего или причинение тяжкого вреда его здоровью (ч. 2–4 ст. 302 УК РФ). Методы: анализ, формально-юридический, сравнительно-правовой. Актуальность темы публикации обусловлена тем, что роль правоохранительных органов заключается в защите общества и от преступного поведения должностных лиц этих органов, которые, применяя насилие в ходе совершения рассматриваемых преступлений, сами посягают на права и свободы личности, переступают закон и общечеловеческие нормы морали. Сложившаяся практика и научные исследования доказывают, что все факты нереагирования на незаконные действия насильственного характера со стороны должностных лиц правоохранительных органов ведут к безнаказанности, способствуют формированию противоправных методов их деятельности с использованием физической силы. Исходя из правоприменительной практики, следственные действия проводятся непосредственно в ходе расследования должностных насильственных преступлений. Обращается внимание, что первоначальный этап расследования должностных насильственных преступлений характеризуется производством таких следственных действий, как: осмотр места происшествия, осмотр должностных документов, освидетельствование, допросы потерпевших, свидетелей, очные ставки, предъявление для опознания. Исходя из вышесказанного, в правоприменительной практике часто недооценивается значение для профилактической работы таких следственных действий, как осмотр места происшествия, осмотр документов, следственный эксперимент, допросы свидетелей по другим категориям уголовных дел. Результаты: на примере осмотра места происшествия, следственного эксперимента, допроса обвиняемых, потерпевших и свидетелей определена необходимость проведения данных следственных действий непосредственно в контексте профилактики совершения должностных насильственных преступлений.

Целью исследования являются формирование концепции административно-правового регулирования применения цифровых технологий в сфере публичного управления миграционными процессами, реализации государственной миграционной политики Российской Федерации и перспективы развития российского миграционного законодательства, вызванного цифровыми трансформациями в экономике, управлении и социальной сфере. В работе доказывается объективная потребность в цифровизации публичного управления территориальной мобильностью населения, отражаются позитивные аспекты этого процесса, отмечаются и выделяются виды цифровых технологий, необходимые для использования в сфере публичного управления миграцией населения в современной России. К такого рода технологиям авторы относят: искусственный интеллект; системы распределенного реестра; технологии анализа больших данных (big data); технологии беспроводной связи; облачные сервисы; социальные сети; цифровые технологии идентификации и аутентификации, в том числе на основе биометрических персональных данных. Эффективное применение цифровых технологий в публичном управлении миграционными процессами возможно лишь при наличии законодательной основы их внедрения в повседневную деятельность органов государственной власти, реализующих государственную миграционную политику. Последовательная административно-правовая регламентация цифрового профиля гражданина РФ и цифрового профиля мигранта; документов, удостоверяющих личность, с электронным носителем информации (биометрических документов); регистрационного и миграционного учетов мигрантов (граждан РФ, иностранных граждан и лиц без гражданства); мониторинга миграционных процессов; идентификации и аутентификации мигрантов при осуществлении федерального государственного миграционного надзора и реализации правоохранительной функции с целью обеспечения национальной безопасности государства позволит, по мнению авторов, внедрять и эффективно использовать цифровые технологии в процессе публичного управления миграционными процессами.

Признавая положительные возможности технологий искусственного интеллекта в здравоохранении, а также современные направления их использования, автор выделяет основные формы реализации цифровой инновации: физическая форма в виде медицинского робота и интеллектуальная форма в виде программного обеспечения, зарегистрированные в качестве медицинских изделий. Констатируется, что правовые вопросы, связанные с привлечением к ответственности за действия, связанные с использованием интеллектуальных систем в здравоохранении, приведшие к негативным последствиям, в том числе причинению вреда жизни и здоровью пациентов, на данный момент не решены. Текущее состояние правового регулирования в России приводит к тому, что ответственность за вред, причиненный жизни и (или) здоровью граждан при оказании им медицинской помощи, возлагается на медицинскую организацию и на медицинского работника, использующего системы искусственного интеллекта или медицинскую робототехнику, оснащенную цифровыми технологиями. В свою очередь, создатели систем, а также лица, обучающие систему, функционирующую на основе искусственного интеллекта (разработчики систем искусственного интеллекта), к ответственности не привлекаются. Рассматриваются проблемы квалификации преступлений, совершаемых медицинскими работниками, использующими технологии искусственного интеллекта в здравоохранении. Установлено то, что медицинский работник может быть субъектом преступлений, предусмотренных частью 2 ст. 109 и частью 2 ст. 118 УК РФ, но не статьей 238 УК РФ, при оказании им медицинской помощи с использованием искусственного интеллекта. Кроме того, сформулированы правила квалификации преступлений, совершаемых иными субъектами (оператор информационных систем) при использовании технологий искусственного интеллекта.

Результаты комплексных и междисциплинарных исследований, проведенных на стыке правовых и медицинских наук, позволяют создавать новые точки опоры для развития инновационных технологий. Одним из дискуссионных способов лечения неврологической патологии является нейрохакинг. Экспериментальное вмешательство в головной мозг человека может не только носить позитивный терапевтический характер, но и причинять вред триаде безопасности «человек — общество — государство». Основная цель статьи — осветить последние достижения нейронаук, сосредоточив внимание на недостаточности правового регулирования медицинского эксперимента в Российской Федерации. Обоснование необходимости проведения медицинских исследований на высшей нервной системе возможно только после тщательного анализа клинической ситуации, принятия мер, способствующих предотвращению причинения вреда здоровью конкретного пациента, устранению воздействия на неопределенную группу лиц, а также мотивирования исключительности поставленной задачи, оценки всех правовых и биологических рисков. В статье представлены этапы происхождения и развития нейроэтики в стране, обоснована тесная взаимосвязь нейронаук с биоэтической составляющей, предложена авторская классификация нейрохакинга, обозначены правовые угрозы преступного воздействия на организм человека, приведена аргументация вероятности использования биоинженерных технологий для создания биооружия. Сделанные в работе выводы могут в дальнейшем использоваться в процессе формулирования нормативных правовых актов, регламентирующих вопросы биомедицинского эксперимента, и Положения об экспертном совете по био(нейро)этике.

В связи с интенсивным развитием генетических исследований повышается доступность генетического тестирования, в том числе на основе полногеномного секвенирования, предлагаемого частными и государственными лабораториями. Генетическое тестирование может применяться для выявления причины заболевания у пациентов с подозрением на наследственные (орфанные) заболевания и в качестве инструмента скрининга здоровых людей, например будущих родителей, планирующих рождение детей, на носительство наследственных заболеваний, для выявления рисков наследственных онкологических заболеваний и мультифакторных заболеваний, для фармакогенетического тестирования, а также в немедицинских целях, например для определения «этнического происхождения». Помимо этого, генетические исследования могут применяться для идентификации личности, в том числе в криминалистике и в целях геномной регистрации, определения отцовства и другого родства. В настоящей обзорной статье проведен анализ некоторых вопросов терминологии в сфере генетических исследований, в том числе их результатов, а также правовых основ проведения генетической паспортизации населения Российской Федерации, применения терминов «генетический паспорт», «генетический профиль» и «геномный паспорт», «геномный профиль» и даны рекомендации для совершенствования применения соответствующих терминов, такие как стандартизация требований к оформлению отчета/заключения о результатах генетического исследования и разрешение вопроса о медицинском характере процесса полногеномного секвенирования. Кроме того, проанализирована практика использования термина «генетический паспорт» в актах федерального уровня, а также отечественная и зарубежная литература и публикации СМИ. В статье не только раскрыто понятие полного секвенирования генома, но и приведены случаи обязательного медико-биологического обследования, включающего полное секвенирование генома.

В статье представлено авторское понимание единства логической и исторической связи процессов становления института прав человека и формирования идеи прав человека в философско-правовых концепциях. Идея прав человека исторически сформировалась и получила практическое воплощение в результате нескольких взаимообусловленных процессов: во-первых, противостояния социальных субъектов, борьбы человека за нормативное установление приемлемых, достойных стандартов и качества жизни; во-вторых, становления в общественном сознании понятия «социальная справедливость» на этических и нравственных основаниях, сложившихся в обществе; в-третьих, концептуализации представлений мировоззренческого, философского, теоретического, идеологического обоснования прав человека, базирующихся на их понимании как естественных, неотчуждаемых; в-четвертых, международной институционализации прав человека; в-пятых, признания института прав человека в национальных правовых системах. Показывается значение социального конфликта, который существовал на протяжении всей истории человечества, как источника и движущей силы появления идеи прав человека; исследуется генезис философско-правовых идей, начиная с периода Древней Греции, выражающих различные аспекты понятий «справедливость», «свобода», «равенство», «право», и показывается невозможность формирования оформленных концепций прав человека до становления теории естественного права. Отмечается, что решающим фактором начала формирования института прав человека явилось становление естественного права, утверждение его влияния на общественное сознание. Подчеркивается значение буржуазных революций в Европе, которые привели к формированию в 1789 г. Декларации прав человека и гражданина. Показывается принципиальное отличие социалистического понимания прав и свобод от их понимания, сложившегося в недрах буржуазных обществ; показана историческая обусловленность принятия Всеобщей декларация прав человека 1948 г. после Второй мировой войны. Подчеркнуто значение мировоззренческих оснований прав человека, философско-правового объяснения необходимости данного института. Констатируется столкновение мировоззрений в понимании прав человека в условиях современной геополитической реальности и делается предположение о возможности формирования новой концепции (модели прав человека).