В статье рассматриваются законодательные и организационные инструменты обеспечения охраны результатов интеллектуальной деятельности и коммерциализации прав на них стран — участниц Евразийского экономического союза (ЕАЭС), в частности Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России, Узбекистана (статус наблюдателя в ЕАЭС). Изучена нормативно-правовая база в сфере интеллектуальной собственности стран ЕАЭС, опыт национальных патентных ведомств, выявлены проблемные вопросы современного развития рынка интеллектуальной собственности (ИС) и коммерциализации результатов интеллектуальной деятельности (РИД), обозначена роль институтов рынка интеллектуальной собственности в управлении правами на РИД на примере Российской венчурной компании. Анализ законодательства выявил различия в подходах и глубине проработки институционализации рынка ИС, неоднородность инновационно-технического потенциала и законодательства в сфере инновационной деятельности. Кроме того, по результатам анализа определены задачи стран — участниц ЕАЭС в сфере охраны и защиты интеллектуальной собственности и необходимость дальнейшей интеграции стран ЕАЭС для формирования эффективного рынка ИС. В статье обращается внимание на возможность интеграции стран — участниц ЕАЭС в сфере ИС, что важно в контексте поступательного социально-экономического развития стран. На уровне национальных экономик целесообразно формировать экосистемы ИС с учетом гармонизации законодательства стран ЕАЭС в области охраны прав на РИД, а также создавать условия для эффективной институциональной среды, гибкой и адаптивной в отношении всех стран ЕАЭС, заинтересованных в сотрудничестве. Условием эффективного функционирования единого рынка ИС стран ЕАЭС является построение межгосударственной системы правовых, финансовых, организационных механизмов коммерциализации прав на объекты ИС, использования объектов ИС и распространения лучших практик, например опыта Российской венчурной компании как института развития.

В статье аргументирована позиция о том, что предпринимательский рынок — более не совокупность индивидуальных субъектов, так или иначе взаимодействующих друг с другом за счет добровольной связи, облеченной в правовую форму, а потенциально взаимозависимая сеть, наличие которой обнаруживается в условиях имущественного кризиса одного из ее элементов. В таком ключе процедура банкротства — арена столкновения разнонаправленных интересов множественностей, обнаруженных в указанном процессе, наиболее важными из которых являются объединения собрания кредиторов и лиц, входящих с должником в корпоративную группу, квалифицируемые автором в качестве разновидностей простых товариществ. Указанные товарищества имеют определенную цель, возникают в момент объединения капиталов (корпоративная группа) или объективного банкротства (независимые кредиторы), наделены определенным объемом правомочий в рамках процедуры банкротства с учетом специфики их статуса и прекращают свое существование в момент фактического достижения поставленной цели, которая не всегда связана с прекращением судебного разбирательства. Особенностью исследуемых разновидностей простого товарищества является преимущественная недобровольность объединения его участников, когда они вынужденно взаимодействуют друг с другом по причине несостоятельности своего контрагента. Уникальность подобного вида простого товарищества проявляется в том числе в форме внесения вклада в такое товарищество, поскольку, вступая в гражданско-правовые отношения на момент объективной платежеспособности будущего должника, его контрагенты не осознают, что их встречное предоставление по обязательству есть не что иное, как «вклад» в имущественную (потенциально конкурсную) массу будущего простого товарищества, которое возникнет в момент объективного банкротства лица, с которым они вступают в правовую связь. Помимо этого, продемонстрирована необходимость уяснения правовой природы такого вида товарищества, членами которого являются должник и связанные с ним лица, с целью недопущения последних к участию в конкурсном процессе наряду с независимыми кредиторами должника.

Правовая конструкция наследственного договора, введенная в систему российского гражданского права 1 июня 2019 г., вызвала неоднозначную оценку в доктрине наследственного права. Анализируя различные точки зрения ученых и правовые предписания, автор высказывает свое мнение о данной правовой конструкции, отмечая, в частности, дисбаланс в правовом положении сторон наследственного договора, выражающийся в возможности одностороннего отказа от его исполнения лишь одной из сторон, в отсутствие правовой защиты контрагента наследодателя при отчуждении последним имущества, указанного в наследственном договоре. Это делает данную правовую конструкцию практически не имеющей обязывающей силы для наследодателя и снижает ее востребованность. Обосновывается мнение автора о том, что правовой запрет заключения наследственного договора через представителя относится только к наследодателю. Делается предположение, что указание в наследственном договоре на третье лицо, приобретающее право наследования, не превращает данное соглашение в конструкцию договора в пользу третьего лица. Затрагивается дискуссионный вопрос о границах свободы усмотрения наследодателя, о существенных условиях наследственного договора. В статье отмечаются пробелы закона в регулировании ряда вопросов, связанных с заключением и исполнением наследственного договора, подвергаются критике некоторые формулировки ст. 1118 и 1140.1 Гражданского кодекса РФ, делаются предложения по совершенствованию названных норм. Автор приходит к выводу, что правовая конструкция наследственного права порождает немало вопросов, вызванных небезупречными правовыми формулировками и недостаточной полнотой правового регулирования, что может породить не только доктринальные дискуссии, но и противоречивую правоприменительную практику.

Национально-этнические анклавы являются одной из форм материализации «параллельных пространств» (во всей палитре присущих им свойств), а потому их правомерно квалифицировать в качестве уникальной практики преломления концепции мультикультурализма. Как показал исторический опыт, презумпция взаимного стремления к интеграции на основе признания концепции мультикультурализма в качестве руководящего принципа взаимоотношений (прежде всего применительно к европейским государствам и находящимся в их пределах мигрантским группам) не оправдала себя ввиду недостаточного учета всего объема факторов воздействия (рисков). На этой основе подчеркивается значимость применения подхода, в структуру которого имплементированы дифференцированные комплексные методологические формулы (политико-правовые, социально-экономические, национальнокультурные), позволяющие гармонизировать «иностранные» аутентичные культуры (в том числе религиозные практики, поведенческие модели в рамках общих социальных пространств) с доминирующей и исторически обусловленной культурой принимающего сообщества с признанием примата данной культуры (в том числе гетерогенного характера).

Анклавы рассматриваются в качестве пространственно-географического и социально-институционального феномена. Пространственно-географическая составляющая отражает инфраструктурный ландшафт анклава, в том числе экономические, производственные, экологические особенности в определенных географических координатах (на местоположении). Социально-институциональная переменная характеризует сообщество, возникшее и функционирующее в силу и в рамках определенных групп параметров соидентичности (национальный, религиозный, лингвистический, правовой (обычно-правовой) и пр.), подчеркивает имманентные для него связи (внутренние и внешние). Под национально-этническими анклавами предлагается понимать обособленные квазитерриториальные образования, где в силу объективно вынужденных условий компактно проживают (постоянно или временно) национальные меньшинства (преимущественно мигрантские группы), придерживающиеся аутентичного образа жизни, который отличается от общепринятого (мэйнстрим) в принимающем обществе. В статье выделены характерные императивные и факультативные признаки анклавов, подчеркивается гетерогенная конфигурация социальной структуры анклавов, исследованы причины формирования и функции этнонациональных анклавов, выявлены сходства и отличия анклавов от гетто и этнобурбов.

В статье анализируются ошибки, допускаемые правоприменителями при реализации различных видов специальных знаний на всех стадиях уголовного судопроизводства. Указанные недочеты дифференцированы на допускаемые при производстве следственных действий, в ходе которых изымались объекты, впоследствии представленные на экспертное исследование; при назначении судебных экспертиз; при производстве судебных экспертиз; при изучении заключения эксперта должностными лицами органов предварительного расследования и прокуратуры. При этом подобные ошибки периодически повторяются и множатся: судебные экспертизы, необходимость производства которых диктуется спецификой расследуемого преступления, сложившейся следственной ситуацией и обосновывается специально разработанными рекомендациями, не назначаются; поставленные перед экспертами вопросы не охватывают все обстоятельства, установление которых возможно лишь посредством привлечения лиц, сведущих в той или иной области специальных знаний, да и сами вопросы далеко не всегда имеют непосредственное отношение к специализации эксперта и виду экспертизы; наличие надлежащей квалификации у лица, привлеченного в качестве эксперта, не проверяется и др.

Не ставя перед собой задачу проанализировать все или большинство указанных ошибок, авторы обстоятельно рассматривают на конкретных примерах из судебно-следственной практики наиболее серьезные из их числа и приходят к выводу, что эффективность и результативность использования заключения эксперта в доказывании возможна только при условии безукоризненного соблюдения должностными лицами органов предварительного расследования, судебными экспертами и руководителями судебноэкспертных учреждений требований уголовно-процессуального закона, Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности», ведомственных нормативных актов и криминалистических рекомендаций.

Статья отражает результаты комплексного юридико-лингвистического исследования субкультуры «колумбайн» («скулшутинг») с позиций криминологии, уголовного права, криминалистики и судебного речеведения. Несмотря на некоторую условность устоявшегося термина «скулшутинг», заимствованного из английского языка, автор исходит из того, что под скулшутингом следует понимать любую форму насильственных действий в образовательных учреждениях, совершаемых учащимся (группой учащихся) или посторонним лицом в отношении преподавателей и обучающихся с использованием оружия и подручных средств.

Эмпирическую базу исследования составили публикации российских и зарубежных ученых, результаты полуавтоматизированного мониторинга социальных сетей на предмет пропаганды скулшутинга, а также материалы уголовных дел, находящихся в архивах следственных управлений Следственного комитета Российской Федерации по Волгоградской, Московской, Саратовской, Тюменской, Челябинской области, Красноярскому краю и Республике Хакасия. Автор делает вывод об экстремистско-террористической сущности субкультуры колумбайнеров, обобщает наиболее характерные идейные установки данной субкультуры, признаки вовлеченности лица в сообщества скулшутинга, рассматривает проблемы правовой квалификации актов скулшутинга и предлагает криминалистические диагностические комплексы экстремистских речевых действий, направленных на пропаганду колумбайна. Указанные комплексы дают правоприменителю четкую критериологию для признания или непризнания информационных материалов экстремистскими, а также для привлечения или непривлечения лица к ответственности в соответствии со ст. 205.2, 280, 282 УК РФ при наличии или отсутствии направленности пропагандируемых массовых расстрелов на устрашение населения с целью оказания воздействия на органы власти или экстремистских мотивов.

В статье прослеживается развитие в российском уголовном законодательстве ответственности за незаконное перемещение стратегически важных товаров и ресурсов через таможенную границу Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС либо Государственную границу РФ. При этом обосновывается правильность указания в диспозиции ст. 226.1 УК РФ Государственной границы как места совершения анализируемого преступления. Приводится подробный перечень стратегически важных товаров и ресурсов, поскольку установление предмета преступления позволяет правильно квалифицировать содеянное и отграничить уголовно наказуемую контрабанду от контрабанды, ответственность за совершение которой предусмотрена только в административном законодательстве. Обосновывается утверждение, согласно которому данный вид контрабанды посягает не на общественную безопасность, а на отношения в сфере экономической деятельности, поэтому вносится предложение о возвращении уголовно-правовой нормы в гл. 22 УК РФ. Одновременно с этим предлагается установить уголовную ответственность за контрабанду предметов флоры и фауны, отнесенных к стратегически важным товарам и ресурсам, в самостоятельной статье в главе «Экологические преступления» с учетом общественной опасности данного деяния, и ответственность при этом не должна быть связана со стоимостью перемещаемых товаров и ресурсов. Учет только стоимости биологических ресурсов при их уголовно-правовой охране не отражает реальной общественной опасности данных деяний. Потребность в охране биологических ресурсов уголовноправовыми средствами обусловлена не только и не столько экономическими предпосылками, сколько необходимостью сохранения для будущих поколений редких и исчезающих представителей флоры и фауны — важнейших составляющих экосистемы всей планеты. Сформулированные автором выводы во многом направлены на соблюдение системности уголовного закона, обусловленной особенностями объекта посягательства.

Актуальность правового регулирования отношений по обороту генетической информации определяется выросшим масштабом генетических исследований в мире. Целью настоящего исследования служит определение нового правового института оборота генетической информации и основных направлений развития будущего законодательства. Методологическую основу исследования составили эмпирические методы сравнения, описания, интерпретации; теоретические методы формальной и диалектической логики; частнонаучные методы: метод сравнительного правоведения и метод толкования правовых норм. В качестве результата научного исследования авторы констатируют, что наблюдается процесс обособления пока еще немногочисленных норм права по обороту генетической информации в отдельный институт в системе отрасли информационного права.

Развивающийся институт должен включать нормы-принципы оборота и обработки генетической информации; нормы, закрепляющие права и обязанности субъектов информационных правоотношений, связанные с оборотом генетической информации; нормы, устанавливающие правовой режим биологических банков и Национальной базы генетической информации; охранительные нормы по государственному надзору за деятельностью субъектов в сфере оборота генетической информации; специальные нормы об ответственности за нарушения требований закона.

Наиболее эффективным решением проблемы правового регулирования отношений по обороту генетической информации в Российской Федерации является принятие специального закона. Информационная деятельность различных субъектов в данной сфере зачастую носит международный характер и осуществляется на базе норм международных договоров и национального законодательства.

В этой связи представляется правильным запустить широкое обсуждение следующих проблем оборота генетической информации на уровне международного научного сообщества: определение угроз; установление возможных рисков применения информационных технологий в медицине; унификация механизмов цифровой идентификации; разработка этических кодексов поведения для научного сообщества; использование методологии форсайта в целях выработки общих позиций.

Представленная статья направлена на раскрытие сущности правовой и судебной доктрины в российском частном праве. В статье критикуется позиция, согласно которой правовая доктрина представляет собой авторитетное мнение ученых, выраженное в форме принципов, теорий, концепций. Такой подход к правовой доктрине является аморфным. Правовая доктрина — это единая концепция, опирающаяся на конкретные методологические основания и вырабатывающая находящиеся в системном единстве выводы. Инструментарий правовой доктрины является альфой и омегой права. Междисциплинарный подход в изучении правовых феноменов должен быть основан на категориальном аппарате правовой доктрины, на общем учении о сущности и назначении права. Результатом междисциплинарного исследования должно быть переосмысление и наполнение новым содержанием инструментария, уже выработанного правовой доктриной. В работе подробно исследованы функции правовой доктрины: описание существующего права (de lege lata); выработка предложений по его совершенствованию (de lege ferenda); обоснование и легитимизация новелл. В статье сделан вывод, что современная цивили-стическая доктрина может быть раскрыта через постмодернистский концепт ризомы, поскольку доктрина становится всё более интернациональной, междисциплинарной и креативной. Исследована триада функций судебной доктрины: интерпретация, дополнение и исправление права. Обосновано, что социальные и технологические вызовы предопределяют возникновение судебных доктрин, направленных на переосмысление и интерпретацию позитивного права, его дополнение и корректировку. В заключение сделан вывод, что эволюция частного права основана на диалектическом единстве правовой и судебной доктрины, каждая из которых реализует свою функциональную триаду.

Совершенствование правового регулирования семейных отношений сопряжено с поиском и реализацией новых социальных, организационных, юридических и иных мер поддержки функционирования традиционного института семьи. Вместе с тем семейное законодательство не всегда учитывает современные тенденции жизнедеятельности общества, что в определенной степени препятствует осуществлению и защите семейных прав, а также обеспечению справедливого баланса интересов участников семейных и иных отношений. В этом смысле в ряде случаев наиболее эффективно реагируют вышестоящие суды, своевременно принимающие во внимание даже незначительные изменения социальной реальности.

Трансформация семейного права в условиях изменения социальной реальности зиждется на двух концептуальных началах: во-первых, сохранение традиционных семейных ценностей российского общества и, как следствие, отражение таковых на законодательном уровне и в судебной практике, а во-вторых, законодательное и правоприменительное реагирование на новейшие социальные практики. Названные начала трансформации семейного права дополняют друг друга, позволяя учесть общественные запросы различных социальных групп.

К основным направлениям современной трансформации семейного права, нашедшим отражение в судебной практике, отнесены: во-первых, расширение сферы семейно-правового регулирования общественных отношений вследствие усложнения системы социальных связей; во-вторых, расширение системы межотраслевых связей семейного права, вызванное усложнением правового регулирования общественных отношений в целом, следствием которого является смещение акцентов при обеспечении справедливого баланса интересов участников семейных и иных правоотношений, усиление гражданскоправовых начал в регулировании семейных отношений, придание традиционным семейно-правовым институтам новых факультативных свойств и целевого назначения, в том числе проникновение публичноправовых целей в частноправовое поле семейной жизни; в-третьих, обеспечение гендерного баланса в семейных отношениях на правоприменительном уровне.

В статье описываются возможные пути реформирования норм о договоре доверительного управления в связи с предстоящей реформой ч. II Гражданского кодекса РФ. В настоящее время реформа данной части Гражданского кодекса РФ была проведена в отношении финансовых сделок, но нормы о посреднических сделках не были изменены, при этом ситуация осложняется тем, что реформа вещного права так и не состоялась. Модернизация положений гл. 53 ГК РФ о договоре доверительного управления обусловлена развитием экономических отношений по управлению корпоративными правами, ценными бумагами, инвестициями, пенсионными взносами, возникновением ряда новых форм осуществления инвестиционной деятельности, а также значительной разницей отношений «потребительского управления» имуществом в семейном и наследственном праве (управление в силу указания закона), «профессионального управления» имуществом в инвестиционных и иных предпринимательских сферах (добровольная передача имущества в управление).

Англо-американский опыт траста, а также иные модели «доверительной собственности» российским правом заимствованы быть не могут ни в какой форме. Право собственности должно остаться унитарным и не может иметь какие-либо формы. Ввиду этого в статье предлагается вместо англо-американского траста использовать европейские альтернативные модели управления чужим имуществом в виде обязательственно-правовых институтов ведения чужого дела с использованием различных форм представительства (прямого и косвенного). Автор рассматривает возможность дифференциации профессионального и непрофессионального режима управления чужим имуществом, природы бенефициарного интереса, правил сегрегации объекта управления и природы ответственности доверительного управляющего.

Несмотря на то что случаи причинения вреда в результате недостатков товаров, работ и услуг представляют собой третий по распространенности специальный вид деликта в России, c которым связываются требования о возмещении вреда здоровью, законодательство не предусматривает дополнительных страховых средств защиты для потребителя, а в судебной практике сохраняют свою актуальность проблемы определения основания деликтной ответственности за такой вред, его характера и размера согласно ст. 1086 ГК РФ. Зарубежный опыт свидетельствует, что многие из этих проблем могут быть разрешены посредством внедрения специальных доказательственных тестов и развития норм о product liability, применения институтов страхования риска причинения вреда и ответственности. В статье произведено сравнительно-правовое исследование порядка и условий возмещения вреда здоровью потребителя в России и зарубежных странах, при этом особое внимание уделено принципиальным различиям американской и европейской моделей правового регулирования данных отношений, рассмотрены наиболее показательные подходы к определению причинной связи между дефектом товара и причиненным ущербом, расчету суммы компенсации, пониманию дефекта товара и его правовых последствий. Цели и задачи исследования состоят в выявлении и анализе проблем правового регулирования возмещения вреда, причиненного здоровью потребителя в России, изучении зарубежного опыта и определении принципиально значимых направлений совершенствования российского законодательства в данной сфере. Обосновывается целесообразность установления в отечественном законодательстве специальных презумпций наличия дефекта товара, происхождения вреда от действия такого дефекта для случаев повреждения здоровья в процессе эксплуатации отдельных категорий товаров, приводится комплекс условий, при соблюдении которых такой шаг может стать возможным. Определены перспективы разработки и внедрения страховых способов компенсации вреда в данной сфере, включая обязательное страхование типа no-fault.