В статье анализируются вопросы правового регулирования, являющегося одной из фундаментальных категорий общей теории права. Происходящие в России в последние два десятилетия изменения в различных сферах общественной жизни в целом и государственно-правовой действительности в частности и требования современной юридической практики, на вызовы которых должна отвечать юридическая наука, обусловливают необходимость пересмотра отдельных положений теории правового регулирования. Кроме того, смена научной парадигмы в конце прошлого столетия в социально-гуманитарных науках привела к пересмотру методологического арсенала как общей теории права, так и отраслевых юридических наук. Рассматривается ряд методологических подходов (системный, уровневый, междисциплинарный, деятельностный), используемых в исследовании правового регулирования. При изучении правовых явлений и процессов (в частности, механизма правового регулирования, правореализации, правового сознания, функций права, системы права и др.) отдельными авторами используются методологические приемы уровневого подхода. Делается вывод о его целесообразности в изучении разновидностей правового регулирования. Праворегулятивная деятельность осуществляется на двух основных уровнях: односторонне-властном и автономном (договорном), где каждому из указанных уровней соответствует качественное своеобразие субъектов, объектов и регулятивной активности. Отдельными учеными обосновываются эвристические возможности междисциплинарного подхода. Несмотря на неоднозначность трактовок (в силу семантического потенциала термина в социально-гуманитарных науках) в научном арсенале юриспруденции, междисциплинарный (точнее - межотраслевой) характер правового регулирования очевиден, что позволяет применить его, например, к выявлению особенностей договорного регулирования частноправовых и публично-правовых отношений. Анализ методологических подходов, используемых при исследовании как отдельных аспектов правового регулирования (предмета, метода, механизма и др.), так и в комплексном его изучении, позволяет сделать вывод о потенциале деятельностного подхода в познании данного явления государственно-правовой действительности. Использование деятельностного подхода позволит систематизировать отдельные знания о праворегулирующей деятельности, раскрыть новые грани правового регулирования, а также решить ряд практических задач в сфере действия права.

В статье анализируется понятие оперативных мер защиты в договорных правоотношениях как мер неюрисдикционной формы защиты гражданских прав - самозащиты. Как самостоятельное юридическое явление понятие «меры оперативного воздействия», отличное от понятия «самозащита права», теряет смысл, поскольку частное право ныне допускает самозащиту гражданских прав посредством применения мер пресечения нарушения гражданских прав способами самозащиты (ст. 14 ГК РФ). Самозащита обретает черты некой широкой формы защиты прав неюрисдикционного характера, которая должна быть более детально раскрыта законодателем и должна включать в себя возможность применения в том числе некоторых мер защиты восстановительного характера. Явление самозащиты гражданских прав в современном частном праве гораздо шире допустимых к реализации уголовным правом мер необходимой обороны и защиты в состоянии крайней необходимости и включает в себя меры самопомощи во внедоговорных правоотношениях и оперативные меры защиты в договорных правоотношениях, образуя понятие односторонних правозащитных мер в частном праве. Оценивается юридический и фактический элемент в понятии мер оперативного воздействия (односторонних правозащитных мер в договорных правоотношениях). Односторонние правозащитные меры в гражданских правоотношениях проявляют фактический и юридический аспект, они применяются защищающимся как фактические, т.е. согласно с внутренней (субъективной) оценкой конкретной ситуации и по факту нарушения прав, но в то же время могут порождать правовой результат - изменения в структуре прав и обязанностей сторон в правоотношении. Рассматривается характер правового действия оперативных мер в договорном правоотношении, предлагается их классификация по признаку влияния на структуру правоотношения: меры, радикально преобразующие структуру правоотношения или прекращающие его, и меры, обеспечивающие реальное исполнение обязательства. Все правозащитные меры в различных гражданских правоотношениях реализуют определенные юридические последствия. Едва ли по этому признаку их можно разделять между собой и выделять в самостоятельное юридическое понятие, т.е. налицо реализация самостоятельным односторонним порядком правомочия на защиту (самозащиту) существующего субъективного права лица. Анализируется соотношение понятия оперативных мер с понятием секундарных (вспомогательных) прав. Критикуется выделение самостоятельных правоотношений в каждом случае реализации защиты прав (самозащиты) и наличие секундарных прав (правомочий).

Общепринятым является постулат о том, что нормы права содержат в себе моральные нормы или отражают их. Существует определенный социально-правовой механизм, обеспечивающий отражение содержания моральных норм в иную, в частности правовую, систему. Нравственное наполнение актуально для всех отраслей права; особо значим этот процесс и результат для уголовного права как отрасли, наиболее существенно затрагивающей права и свободы граждан. Не решая вопроса о приоритете морали над правом или, напротив, права над моралью, но исходя из паритета их значимости в деле обеспечения миропорядка и правопорядка, обозначим, что сообщение морали и права между собой обеспечивается на их структурном уровне. Ценность такого взаимодействия состоит в качественном совершенствовании уголовного закона. Целью статьи является характеристика механизма отражения норм морали в нормах уголовного права. Ее достижение предполагает выполнение задач: 1) определение специфики взаимодействия норм морали и уголовного права в процессе происхождения последнего; 2) уяснение влияния морали на содержание уголовно-правовых норм в современный период на этапе правообразования, когда самостоятельность морали и права не требует обоснования. Результатом обоих процессов является трансформация норм нравственности в нормы уголовного права, их восприятие законодателем, закрепление в уголовном законе, то есть легитимация. Исходя из того что мораль - многоуровневое и структурированное образование, неизбежно возникают вопросы: какой степени обобщения должна быть моральная норма для того, чтобы законодатель воспринял ее в качестве модели, образца, содержательного компонента уголовно-правовых норм; какой структурный элемент нормы морали трансформируется в уголовно-правовую норму и пр. Перспективным является изучение обратной связи (уголовное право - мораль). Это маятниковое движение «мораль - право - право - мораль» обнаруживает многочисленные парадоксы, противоречия, которые являются импульсом, генерирующим это движение.

Теоретическая модель (ТМ) главы «Причинение вреда в исключительных ситуациях» разработана в соответствии с законодательно-текстологическим подходом с учетом авторской концепции состава правомерного причинения вреда в исключительных ситуациях. Нормативный текст главы ТМ УК, основанный на новом концептуальном подходе, имеет ряд конструктивных особенностей по сравнению с уголовно-правовыми предписаниями, закрепленными в гл. 8 УК РФ: структурно упорядочен текст главы ТМ УК за счет изложения предписаний института причинения вреда в виде двух частей - в первых частях статей указаны признаки правомерного причинения вреда правоохраняемым интересам, во вторых частях сформулированы предписания, предусматривающие ответственность за эксцесс; в качестве конструктивных элементов проектируемых новелл выступают унифицированные элементы состава правомерного причинения вреда; в предписании о необходимой обороне от посягательства, не опасного для жизни обороняющегося, введен элемент, уточняющий явность несоответствия мер обороны опасности посягательства; сформулировано примечание, в котором представлена дефиниция исключительных ситуаций, дан перечень ее видов, представлено определение наказуемого эксцесса, предусмотрена применимость предписаний о необходимой обороне и задержании преступника в отношении лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, и лиц, имеющих психические расстройства, исключающие вменяемость; для достижения соответствия между предписаниями Общей (ст. 37, 38 УК РФ) и Особенной частей (ст. 108, 114 УК РФ) уголовного закона предложено признать наказуемым эксцессом умышленное убийство и умышленное причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью нападающему лицу, совершившему преступление. Основой композиционного построения проекта главы о причинении вреда в исключительных ситуациях являются: новая структуризация проектируемых новелл, использование при конструировании предписаний описательно-тематических элементов состава правомерного (непреступного) причинения вреда, формулирование дефиниций в примечаниях, усиление логичности и компактности формулировок, а также дифференциация причинения вреда правам и законным интересам на правомерное (непреступное) и неправомерное (эксцессивное).

В статье вред рассматривается как одна из системообразующих категорий, находящаяся в центре основных понятий и институтов уголовного права. Сущность данного социально-правового явления далеко не всегда подвергается детальному анализу и воспринимается учеными как априорно понятное, не вызывающее критики положение. В большинстве случаев вред ассоциируется с преступлением. Однако в уголовном законе предусматривается и вред, не являющийся преступным. Предлагается общее понятие категории вреда в уголовном праве, дается его классификация. В зависимости от материального и формального критериев вред делится на преступный и непреступный. Анализируются формы преступного вреда. Делается вывод, что понятие «вред» является родовым и включает в себя несколько более узких по своему содержанию категорий, таких как ущерб, убытки и тяжкие последствия. Указывается на связующую роль вреда между деянием и объектом преступления. Разграничиваются преступные последствия как признак объективной стороны состава преступления и преступный вред правоохраняемым отношениям. С позиции причинения вреда рассматриваются формальные и усеченные составы преступлений, неоконченное преступное посягательство, действия соучастников. Особое внимание обращается на виды и значение вреда, не являющегося преступным. Последний, в свою очередь, в зависимости от материального критерия делится на общественно опасный, а также на общественно полезный или социально допустимый (правомерный) вред. Особое внимание обращается на ситуации правомерного причинения вреда, которые предусмотрены в оперативно-розыскном законодательстве. Приводится классификация норм о деяниях, причиняющих правомерный вред, закрепленных, помимо Уголовного кодекса РФ, еще в четырех группах нормативных актов. Проводится анализ правового регулирования общественно полезных (социально допустимых) деяний, которые причиняют вред объектам уголовной охраны, но правомерность которых не предусмотрена уголовным законодательством. Рассматривается возможность применения аналогии уголовного закона в подобных ситуациях. С учетом тенденций в законодательной практике предпринята попытка уголовно-правового прогнозирования о нормативном закреплении правомерного причинения вреда.

Статья посвящена анализу изменений Уголовного кодекса КНР, вступивших в силу в начале ноября 2015 г. Их основными отличительными признаками являются: сокращение числа составов преступлений, в санкциях которых предусмотрена смертная казнь, в целях защиты прав человека; ужесточение наказания за террористические преступления, за совершение которых дополнительно предусмотрено наказание имущественного характера; криминализация ряда деяний, сопряженных с терроризмом, представляющих особую опасность для общества; уточнение характеристики некоторых преступлений, отмена нормы об освобождении от уголовной ответственности лиц, препятствующих возвращению похищенных женщин; совершенствование законодательных норм о коррупционных преступлениях в целях эффективного противодействия служебным преступлениям; внесение значительных изменений в УК КНР в отношении компьютерных преступлений для обеспечения социальной безопасности; ужесточение наказания за злоупотребление доверием в целях обеспечения социальной добросовестности.

В статье исследуются проблемы охраны результатов интеллектуальной деятельности, выражающихся в тех или иных объектах промышленной собственности и приравненных к ним в контексте терминологии российского законодательства средств индивидуализации, которые являлись предметом обсуждения государств с давних времен и актуальны по настоящее время. Основным и самым важным направлением международной работы в обозначенной сфере представляется сотрудничество в сфере унификации права промышленной собственности, которое привело к принятию прежде всего Парижской конвенции по охране промышленной собственности в 1883 году, некоторые терминологические аспекты которой рассматриваются в настоящей статье. Автор отмечает, что Парижская конвенция даже в финальной своей редакции (в редакции Стокгольмского акта 1967 г.) не предложила четкого определения объектов промышленной собственности и критериев их детерминации. Однако определяющим для целей детерминации объектов промышленной собственности и разграничения объектов промышленной собственности и объектов, например, авторского права, а также какого-либо имущества (имущественных прав) предлагаются критерии возможного использования результата интеллектуальной деятельности (того или иного объекта промышленной собственности) в промышленности и торговле, т.е. производстве материальных благ и продаже товаров (оказании услуг). Именно на основе таких критериев к объектам промышленной собственности (после принятия последней редакции Парижской конвенции) предлагается относить появившиеся уже позднее в качестве объектов охраны: ноу-хау (секрет производства), топологии интегральных микросхем, селекционные достижения (в частности, сорта растений). Кроме того, основополагающим международным договором для выделения отдельных объектов промышленной собственности и их дифференциации от иных объектов интеллектуальной собственности предлагается считать и Стокгольмскую конвенцию, учреждающую Всемирную организацию интеллектуальной собственности. В статье также исследуются положения Соглашения ТРИПС, относящиеся к охране объектов промышленной собственности. Автор уделяет внимание и особенностям охраны наименований мест происхождения товаров, географических указаний, рассматривая положения Лиссабонского соглашения об охране наименований мест происхождения и их международной регистрации 1958 г. в редакции Женевского акта 2015 г.

Многие государства в условиях стремительно ухудшающегося экологического состояния окружающей среды (ОС) формируют, развивают экологическое (органическое) сельское хозяйство как один из важнейших факторов обеспечения устойчивого развития государства, качества и безопасности продовольственных товаров, продовольственной и национальной безопасности государств. Автор полагает, что органическое сельское хозяйство - не только один из методов производства продуктов питания, но и альтернатива сегодняшнему интенсивному земледелию, которое в ближайшей перспективе просто не сможет существовать и гарантировать государству продовольственную, а значит и экономическую, национальную безопасность. Автор обосновывает, что современная система экологического права и ее институты претерпевают значительные и динамичные изменения, вызванные усложнением общественных экологических отношений, возникновением дополнительных сфер эколого-правового регулирования, связанных с деятельностью высокорисковых производственных, энергетических, радиационно-опасных объектов, негативным воздействием на ОС и здоровье человека химических, биологических и иных опасных веществ, материалов и отходов, авариями и катастрофами природного и техногенного характера. Нестабильность в эпоху глобальных перемен в энергетике вызывает увеличение экологических рисков, так как, во-первых, приводит к невзвешенной политике, стремящейся удовлетворить растущие потребности экономики в энергоносителях без оглядки на интересы будущих поколений, и, во-вторых, к использованию новых технологий, влияние которых на ОС слабо изучено. Показано, что внимания заслуживают оправдавшие себя в мировой практике непреклонность реализации требований и неотвратимость позитивных и негативных санкций законодательства, экономическое стимулирование экологически полезной деятельности, общественное и государственное поощрение индивидуальной и коллективной патриотической заботы о природе, гласная добросовестная конкуренция элит, бизнеса: в совокупности с иными конструктивными подходами они могут обеспечить эффективность нормативных правовых актов (НПА), решение, в частности, таких эколого-правовых задач, как страхование, экспертиза, сертификация, эколого-правовое воспитание.

В статье рассмотрены проблемы развития законодательства об охране окружающей среды в аграрном секторе экономики с точки зрения аграрного и экологического права, учтена экологическая специфика нарушений в сельском хозяйстве. Обосновывается, что выращивание пропашных сельскохозяйственных культур привело к ускоренной деградации почв, минерализации торфяного слоя. Кроме того, данная деятельность является источником заражения подземных вод. Актуальной становится проблема экологизации аграрного законодательства, детальной проработки экологических требований в сельском хозяйстве. Это находит воплощение на уровне государственных программ поддержки сельхозпроизводителей и повышения требований к качеству сельскохозяйственной продукции. Авторы обосновывают термин «экологическая безопасность при осуществлении сельскохозяйственной деятельности», обращают внимание на необходимость формирования соответствующего понятийного аппарата. Авторы делят эколого-правовые нормы в сельском хозяйстве на три группы: обеспечивающие баланс экологических и экономических интересов, устанавливающие требования по охране и рациональному использованию природных ресурсов, закрепляющие требования по охране компонентов природной среды. Затронуты особенности правового регулирования механизмов изъятия и предоставления сельскохозяйственных земель. Авторы конкретизируют перечень прав и обязанностей природопользователей, содержащихся в соответствующих природоресурсных нормативных правовых актах, конкретизируют права и обязанности по охране и рациональному использованию предоставленных в сельскохозяйственных целях природных ресурсов. Особое значение придается рекультивации сельскохозяйственных земель, которая включает два этапа: техническую рекультивацию как нанесение почвенного слоя на участки, почвенный покров которых нарушен при проведении указанных выше работ, либо улучшение малопродуктивных угодий снятым плодородным слоем почвы, устройство мелиоративных сооружений, а также биологическую рекультивацию - восстановление плодородия. Обосновываются требования, направленные на охрану компонентов природной среды, природных объектов, испытывающих антропогенную нагрузку сельскохозяйственной деятельности.

Статья посвящена исследованию теории и законодательства в области возмещения экологического вреда. На основе анализа существующих теоретических подходов к определению понятия «экологический вред», действующего законодательства в области возмещения экологического вреда, проектов федеральных законов о внесении изменений в отдельные законодательные акты, а также правоприменительной практики доказывается необходимость закрепления в Федеральном законе «Об охране окружающей среды» комплексного понятия «вред, причиненный окружающей среде». В нем предлагается определить не только те или иные негативные последствия для окружающей среды, но и возможные действия, которые приводят к причинению данного вреда. Кроме того, в статье обосновывается необходимость учета в законодательстве многообразия форм и способов причинения вреда окружающей среде. Формулируется вывод, согласно которому базовые определения вреда, причиненного отдельным компонентам окружающей среды, должны содержаться непосредственно в основных кодифицированных актах природоресурсного законодательства и раскрываться в таксах и методиках возмещения вреда, причиненного окружающей среде. В статье также формулируются ряд иных выводов и предложений по совершенствованию законодательства в области возмещения экологического вреда, в том числе посредством использования инструментов экологического страхования, формирования реестра земель (территорий), подлежащих рекультивации с разбивкой по видам и направлениям ликвидации ущерба, расширения прав общественных экологических организаций.

В статье показана история развития правового регулирования национального вопроса в актах конституционного значения Российской империи и конституциях СССР и России. Автором отмечаются два основных направления, по которым развивалось конституционно-правовое регулирование национального вопроса: первое - в области прав человека и второе - в области государственного устройства. В ходе анализа обращается пристальное внимание на содержание соответствующих норм, регулирующих национальный вопрос в конституциях, а также предпринимается попытка установить связь между соответствующими нормами и историческими событиями, повлекшими их принятие. Устанавливаются дополнительные причины, обусловившие революционное изменение государственного устройства в 1918 году. Через призму марксистско-ленинского учения о сущности конституции рассматриваются предпосылки принятия Конституций СССР 1936 и 1977 годов, закрепившие соотношение классовых сил в соответствующий исторический период. Исходя из современного учения анализируется механизм гарантий межнационального мира в Конституции России 1993 года. Проведенный историко-правовой анализ позволяет автору сделать вывод о наличии пяти основных этапов развития конституционно-правового регулирования национального вопроса, а также определить главенствующий принцип, закладываемый в фундамент национальной политики основного закона государства соответствующего исторического периода, которым является концептуальный подход к определению сущности народа, населяющего страну, отраженный в Конституции. Это позволяет прийти к умозаключению, что при изменении существующей Конституции необходимо руководствоваться прослеженной диалектикой развития и строить национальную политику исходя из начавшегося этапа строительства нации. Помимо этого, автор приходит к выводу о преемственности принципов национальной политики от Декларации прав народов России 1917 года вплоть до Стратегии государственной национальной политики до 2025 года. Отмечено, что три из четырех ключевых принципа, заложенных в Декларации прав народов России, продолжают действовать в Конституции РФ, исключая лишь принцип свободного выхода из состава России.

Статья знакомит с научной деятельностью участников Российской духовной миссии в Пекине по изучению права традиционного Китая. Автор считает, что особый интерес к этой проблеме в XVIII-XIX вв. был вызван потребностями российско-китайских политических и торгово-экономических отношений, а также проводившейся в России в это время активной законотворческой деятельностью. Планомерная работа по переводу на русский язык цинского законодательства, начатая при Екатерине II, получила дополнительный импульс в период масштабной кодификации XIX в., когда по инициативе М. М. Сперанского был опубликован один из крупнейших сборников законов маньчжурской династии «Лифаньюань цзэ-ли» («Уложение китайской палаты внешних сношений»), а родоначальник российского китаеведения Н. Я. Бичурин перевел 48-томный свод законов «Да Цин хуэй-дянь» («Свод законов Цинской империи»), отдельные заимствования из которых были бы, по мнению В. Г. Белинского, полезными для западных стран. Статья позволяет получить представление обо всех опубликованных и архивных материалах российских миссионеров, где затрагиваются вопросы уголовного и гражданского права императорского Китая. Некоторые авторы этих материалов (Н. Я. Бичурин, С. В. Липовцов, А. Л. Леонтиев) хорошо известны в российском и мировом китаеведении, другие (А. Г. Владыкин, В. В. Горский, И. И. Захаров, В. С. Новоселов, К. Павлинов, Г. М. Розов, Е. И. Сычевский, М. Д. Храповицкий и др.) знакомы только узкому кругу специалистов. Большая часть юридических исследований участников пекинской миссии до настоящего времени не опубликована. Среди этих работ, например, «Указы китайских царей древних и новейших» А. Владыкина, «Уложение китайской Палаты внешних сношений относительно городов Малой Бухарии» Е. Сычевского, а также выполненный студентом XIII миссии М. Храповицким полный перевод всех «Трактатов о наказаниях» («Син фа чжи»), китайских официальных династийных хроник, публикация которых даст современным исследователям уникальный материал по истории права императорского Китая. Не без влияния научных работ миссионеров в российском законодательстве появились, по мнению автора, некоторые виды уголовных наказаний, а также специальные «Толкования» в Артикуле воинском Петра I и особая система «родов и степеней наказаний» в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., что позволяет говорить о рецепции в России отдельных элементов уголовного права традиционного Китая.

Дальнейшее совершенствование современной системы национального права Республики Казахстан на основе преемственности и поэтапности обусловливает необходимость изучения исторических особенностей становления и развития феномена казахского обычного права и деятельности народных «третейских судей» - биев. В статье рассматриваются основные исторические источники казахского обычного права: традиционные обычаи и судебные прецеденты биев, содержащиеся, как правило, в устных фольклорных преданиях; нормы шариата, основанные на правилах ислама (Корана), которые применялись в отношении преступлений против религии и отчасти преступлений против семейно-брачных отношений; руководства, принимаемые чрезвычайными съездами биев - ереже, служившие действующим законом для биев при разрешении ими уголовных и гражданских дел. В ереже в систематизированном виде излагались вопросы о порядке судопроизводства и подсудности, о сроках давности уголовного преследования, об ответственности соучастников преступления, о видах и размерах наказания, в частности о размеpax куна (выкупа) и аипа (штрафа), об отягчающих и о смягчающих вину обстоятельствах и т. д. Самостоятельное историческое развитие судебно-правовой системы Казахстана было осложнено его присоединением в 1731 г. к Российской империи, что обусловило не только определенные ограничения в применении норм обычного права и деятельности суда биев, но и введение на его территории общеимперской системы судов, действующих на основании российских законов. Это обстоятельство вызвало неоднозначное отношение современников к происходящим реформам. Выдающийся казахский ученый Чокан Валиханов отмечал как главное достоинство суда биев отсутствие формальностей и всякой официальной рутины. Алихан Букейханов - представитель освободительного движения в Казахстане начала ХХ в. - считал, что суд биев является народным по сути и по форме и что политику колониальных властей на замену его другими судами нельзя считать удачным решением. Великий просветитель, поэт и мыслитель Абай Кунанбаев активно способствовал нововведениям в действующие нормы обычного права, систематизировал отдельные институты казахского уголовно-процессуального и гражданского процессуального права. По мнению Т. М. Культелеева, новый порядок в целом «имел известное прогрессивное значение по сравнению со старым порядком, укоренившимся веками в деятельности суда биев». В современных положениях национального права Казахстана можно найти примеры законодательного закрепления отдельных норм обычного казахского права и особенностей судопроизводства биев, в частности, в действующем УПК РК закреплены такие принципы уголовного процесса, как гласность, осуществление судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон, всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела.

В публикации освещена международная конференция «Банкротство: законодательная модель и правоприменительная практика», состоявшаяся 7 апреля 2016 г. в Московском государственном юридическом университете имени О.Е. Кутафина (МГЮА). Участники конференции - ученые-правоведы, преподаватели вузов, аспиранты и студенты, судьи арбитражных судов, бизнесмены, арбитражные управляющие, адвокаты - представляли различные регионы России. За развернувшейся на форуме научной дискуссией с интересом наблюдали гости из стран ближнего зарубежья. Повышенный интерес к проблемам несостоятельности обусловлен целым рядом факторов: экономический кризис, влекущий резкое увеличение случаев неплатежеспособности хозяйствующих субъектов; постоянное реформирование законодательства о банкротстве и, как следствие, изменение подходов в судебной практике; введение с 1 октября 2015 г. потребительского банкротства и пр. Банкротство - комплексный правовой институт, включающий нормы материального и процессуального, частного и публичного права. Указанная особенность в полной мере нашла отражение как в составе выступавших, так и в содержании докладов. Большинство докладчиков для аргументации своих выводов прибегали к сравнительно-правовому анализу, сопоставляя нормы российского и зарубежного законодательства. Проблематика несостоятельности была исследована в разных плоскостях. Так, подверглись научному анализу категории неплатежеспособности, конкурсоспособности, конкурсного материального правоотношения. Оживленную дискуссию вызвали выступления о трудностях, возникающих у арбитражных судов при рассмотрении дел о банкротстве физических лиц, о реализации исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности в ситуации несостоятельности, об установлении конкурсного контроля при банкротстве юридических лиц. Значительный интерес вызвал доклад о предстоящем радикальном реформировании законодательства о банкротстве в отношении юридических лиц. Были озвучены основные положения проекта Закона о реструктуризации в части совершенствования реабилитационных процедур. Наконец, применительно к учебному процессу были рассмотрены возникающие во многих вузах проблемы преподавания учебных дисциплин, посвященных конкурсному праву.