Статья посвящена вопросам эпистемологических и социокультурных оснований развития юриспруденции. Концептуальная история дисциплины выходит за рамки существующей традиции изложения эволюции политических и правовых идей, учений и доктрин. Изучение вопроса предполагает анализ изменений собственно систем юридических знаний или предмета, структуры и языка дисциплины в контексте социокультур определенных исторических эпох, их формирования и развития. Концептуальная перспектива в изучении юридической науки как социокультурного феномена составляет новое научное направление и подход в юридических исследованиях. Ее теоретическая разработка позволяет расширить границы междисциплинарных контактов с другими общественными науками, обеспечить движение от формата догматической к формату культурно-исторической юриспруденции или юриспруденции поэтики юридического текста - его исторического словаря, семантики и стилистики. Концептуальную историю юридической науки дополняет ее институциональная история, составляющая общую историю развития и права, и науки права.

В статье исследуется важный для политико-правовой истории аспект - формирование и истоки такого феномена, каким являлась политическая утопия. Ее классическим образцом была «политейя» Платона, которая формировалась в борьбе с идеологией и концепциями греческих софистов и политических демагогов. Актуальность темы непреходяща, поскольку вся последующая политическая история Европы протекала под знаком этой платоновской утопии. В качестве модели она была воспринята как демократическими, так и тоталитарными идеологами современного мира. В греческом «фантомном» государстве диалектически сочетались черты широкой демократии и тирании. Полис представлял собой одновременно территориальное, пространственное образование и духовно-символическое единство, своеобразную «матрицу», из которой позже рождалась современная государственность. Мифологическое мышление придавало полисной политике элементы трансцендентального и сакрального существования. В тех условиях рождалось то, что позже назовут политической мифологией или политической теологией. Диалектика сосуществования двух миров, агрессивности «империи зла», темных хтонических сил - все это в интерпретированном виде будет воссоздано в идеологических войнах более позднего времени. Платону удалось создать идеальную модель государства, задающую стиль и питавшую дух государственности и политики как в эпоху Средневековья, так и особенно в эпоху Возрождения. Именно в это время утопическая модель Платона получила вполне современную интерпретацию. Номос или закон был неотъемлемой частью воображаемого полисного государства, которое нередко с ним отождествлялось. Важнейшие категории правовой и политической науки, такие как справедливость, истина, закон, вина, равенство и др., рассматриваются в данной работе в широком культурном контексте, играя важную роль как в рамках реального полисного устройства, так и в воображаемом государстве Платона. Свой вклад в исследование и разработку проблемы вносили такие мыслители, как Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, В. Дильтей, Ю. Эвола, К. Шмитт, Э. Юнгер и многие другие философы, правоведы и историки. В статье много внимания уделено анализу их позиций и предположений. Главное внимание обращается на анализ такой категории, как закон, и его роли в формировании государства-полиса. При этом одинакова важна роль, отводимая как реальному действию закона, так и его идеальной значимости. Автор статьи обращает внимание на категорию «воображаемого», столь характерную для мифопоэтического восприятия, которым отличалось политическое и правовое сознание в древности. При этом он подчеркивает и актуальность этой категории - без фактора воображения невозможны ни активная политическая деятельность, ни продуктивное законодательствование. Греческие мотивы до сих пор звучат и в современной политической жизни.

В статье исследуется концепция «правового государства» и дается авторское определение понятия «правовое государство» - это организация публичной власти, формируемая обществом на основе принципов свободных выборов, разделения властей, независимости судебной власти в целях реализации и защиты прав и свобод каждого гражданина, подконтрольная институтам гражданского общества. Автором проведена классификация подходов к понятию правового государства, существующих в науке конституционного права. Автором выделен ряд признаков правового государства: 1) формирование органов государственной власти и органов местного самоуправления на основе свободных выборов; 2) формирование высших органов власти без участия президента; 3) гарантированность реализации прав и свобод личности - как политических, так и экономических и социальных; 4) реальная и гарантированная государством свобода выражения мнений, воплощенная в наличии свободы слова, свободы проводить различные публичные мероприятия и свободы объединения в общественные ассоциации; 5) законодательное установление реальных механизмов полноценного возмещения государством вреда, причиненного гражданину; 6) наличие стабильной системы законодательства и неполитизированного правоприменения; 7) наличие справедливого и независимого суда; 8) обеспечение реального народовластия посредством активного и последовательного использования различных механизмов прямой демократии. Автором анализируются соотношение правового государства и организации государственной власти в России, правового государства и закона, правового государства и судебной власти, правового государства и гражданского общества. Автор приходит к выводу о том, что на текущий момент теория правового государства в России является весьма противоречивой. И конституционная формула о признании России правовым государством является на сегодняшний день лишь неким заимствованным лозунгом, выражающим своего рода бессодержательную политическую декларацию. В работе сделан основной вывод: для того, что концепция правового государства прочно укоренилась в отечественной правовой системе, стала ориентиром фактических конституционноправовых отношений, требуется радикальная и качественная модернизация ключевых институтов государства и общества. Кроме того, необходимо изменение правосознания большинства россиян: с патриархального типа с опорой на милость государства, которое предоставляет те или иные блага, на индивидуально-правовое, когда каждый гражданин должен требовать реализации принадлежащих ему прав, используя судебные способы защиты, и активно контролировать эффективность работы государственных институтов.

На основе документальных источников (стенограмм Съездов народных депутатов, Верховного Совета и Конституционной комиссии России) и иных материалов автор, член Конституционной комиссии и председатель Комитета по законодательству бывшего Верховного Совета, исследует особенности соотношения Конституции и Федеративного договора (ФД), затрагивает отдельные аспекты политико-правовых дискуссий вокруг него в период инкорпорации в прежнюю Конституцию 1978 г. (с изменениями и дополнениями) до прекращения деятельности Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ. Показывает, что акцент полемики между сторонниками и противниками ФД сосредоточился на проблемах трактовки места договора в Конституции, его правовой природы и реализации. Первые полагали, что ФД нуждается в соответствующих механизмах, процедурах, дополнительной конкретизации принципов осуществления тех или иных норм. Оппоненты возражали против законодательной регламентации реализации ФД, опасаясь, что он таким образом подменит Конституцию и сделает ее «ненужным документом». Не воспринята ими и идея создания нового Совета Федерации в качестве предполагаемого механизма реализации ФД. В статье впервые анализируется противоречивая практика 1992-1993 гг. по применению ФД органами законодательной и исполнительной власти. Отмечается, что особый конфронтационный накал проблема соотношения Конституции и ФД получила в ракурсах осуществления конституционной реформы в субъектах РФ (Башкирия, Якутия, Тува и др.), обсуждения проекта новой Конституции, составленного рабочей группой Конституционной комиссии, подготовки основных положений этой Конституции, а также проекта «конституционного соглашения» по выходу из политического кризиса. К концу лета в околопарламентских кругах сложилось три взаимоисключающих мнения: 1) использовать полностью потенциал ФД и «не вступать в конституционную гонку» (В.Б. Исаков); 2) отказаться от «апологетики Федеративного договора» и ускорить принятие парламентского проекта повой Конституции (О.Г. Румянцев); 3) поддержать Конституционное совещание по доработке президентского проекта Конституции (М.А. Митюков и др.). Особо, с определенной критичностью, автор останавливается на некоторых теоретических и юридико-технических изысканиях руководства и экспертов Конституционной комиссии в области соотношения Конституции и ФД: о «истинном соотношении» этих актов; разделении текста договора на декларативное и нормативно-правовое содержание; структурном и совокупном вариантах инкорпорации ФД в будущей новой Конституции и др. В завершение подведены итоги исследования первого периода в развитии соотношения Конституции и ФД.

Законодательно-текстологический подход к уголовному закону, в отличие от традиционного языкового подхода, держится на понимании того, что конечным результатом законотворческой деятельности является текст уголовного закона. Законодательная текстология имеет два направления практического применения: конструирование уголовно-правовых предписаний и интерпретация текстов уголовного закона. Первое направление практического применения законодательной текстологии позволяет выявить текстуальные признаки уголовного закона, установить динамику изменений статей Общей и Особенной частей УК РФ, провести анализ структурной организации текста уголовного закона, выявить минимальные, оптимальные и сверхобъемные тексты статей, провести дифференциацию уголовно-правовых предписаний в соответствии с их композиционно-графическими особенностями и дать практические рекомендации по совершенствованию архитектоники статей УК РФ, рассмотреть проблему качества уголовного закона применительно к его адресатам, установить текстуальные особенности заголовков статей Особенной части УК РФ, разработать практические рекомендации по применению положений законодательной текстологии при конструировании примечаний, выявить новые конструкции составов преступлений с рестриктивными (ограничительными) признаками. Законодательно-текстологическая интерпретация как второе направление практического применения законодательной текстологии дает возможность осуществить анализ текста уголовного закона, включая его стрктурные, конструктивные и концептуальные особенности, выработать алгоритм законодательно-текстологической интерпретации, обеспечивающий пошаговое толкование текста уголовного закона. Методологические основы законодательной текстологии составляют как традиционные методы познания (метод исторической рефлексии, сравнительно-правовой, логический, социологический, статистический методы, метод экспертных оценок), так и новые подходы к исследованию текста уголовного закона (дискурсивный, текстоцентрический, коммуникативный и метод структурного анализа).

В статье рассматриваются признаки объективной стороны состава данного преступления, предусмотренного ст. 282.1 УК РФ, имеющие наибольшее значение для квалификации. В ходе исследования получил освещение вопрос о юридической природе указанного преступления и сформулирован вывод, что экстремистское сообщество представляет собой специальный вид соучастия в преступлениях экстремистской направленности, выделенный в самостоятельный состав в рамках Особенной части УК РФ. В работе представлены основные точки зрения, сложившиеся в доктрине по вопросу о форме соучастия, в рамках которой существует экстремистское сообщество. В результате анализа норм уголовного закона и материалов судебной практики выявлены признаки, используемые судами для установления факта наличия экстремистского сообщества. Сделан вывод о принадлежности экстремистского сообщества к такой форме соучастия в преступлении, как преступное сообщество (преступная организация), сформулировано определение понятия «экстремистское сообщество». Исследованы основные формы общественно опасного деяния, предусмотренного ст. 282.1 УК РФ. Даны рекомендации по квалификации преступления, предусмотренного в ч. 1.1 ст. 282.1 УК РФ РФ, и разрешению проблемных вопросов, связанных с данной нормой (конкуренция с предписаниями ч. 1 и ч. 2 статьи). В связи с дополнением уголовного закона ст. 282.3 УК РФ РФ «Финансирование экстремистской деятельности» разрешен вопрос о соотношении норм, сформулированных в ч. 2 ст. 282.1 и ст. 282.3 УК РФ РФ, а также сформулированы предложения о квалификации содеянного в случаях, когда участник экстремистского сообщества осуществляет его финансирование. Автором разработаны рекомендации по усовершенствованию разъяснений Пленума Верховного Суда РФ, посвященных толкованию норм об ответственности за организацию экстремистского сообщества по ст. 282.1 УК РФ РФ.

В основе повышения эффективности функционирования любой сложноорганизованной системы лежит объективная информация о проходящих в ней процессах. Именно она позволяет своевременно реагировать на возникающие негативные изменения, соответственно принимать правильные управленческие решения, определять направления дальнейшего развития. Одним из наиболее действенных способов получения такой информации является мониторинг. Вот почему вопросам его организации и проведения уделяется повышенное внимание со стороны как руководства страны, так и руководства различных федеральных органов исполнительной власти, иных структур. С учетом затратности, многоаспектности, трудоемкости мониторинга представляется необходимым и целесообразным первоначально более детально ознакомиться с его видами и этапами проведения. Первоначальный этап получения данных непосредственно связан с определением (выработкой) определенного набора критериев и показателей, являющихся «краеугольным камнем» объективности, достаточности и достоверности получения информации. Последующий этап - обработка полученной информации. Данный этап во многом зависит от профессиональной подготовленности лиц, его осуществляющих. Только при понимании того, что мониторинг - это сложный процесс не только получения некоторой совокупности данных, но и их дальнейшей адекватной обработки, анализа, интерпретации, перевода из количественной составляющей в качественную, выработки предложений, может привести к положительному результату. Представленные в статье теоретические аспекты по организации и проведению мониторинга, иллюстрированные конкретными примерами, позволят глубже понять данные процессы и в дальнейшем реализовать на практике полученные знания. Приведенные примеры по уголовно-исполнительной системе ФСИН России могут быть по аналогии рассмотрены и в деятельности других министерств и ведомств федеральных органов исполнительной власти.

Автором рассматриваются вопросы правового регулирования введенного в 2010 г. в уголовно-процессуальный закон нового следственного действия - получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами. В статье 186.1 УПК РФ приведен перечень видов получаемой информации, что необоснованно ограничивает познавательные возможности следственного действия. С учетом тенденции увеличения параметров соединений, регистрируемых аппаратурой операторов связи, было бы целесообразно предусмотреть в указанной норме получение любых сведений о соединениях между средствами электросвязи. Использованный в законе термин «абонент» неточен, поскольку соединения производятся не между абонентами как таковыми, а между используемыми средствами электросвязи. Термин «абонентское устройство» не совсем применим к компьютерам, функциональное предназначение которых не исчерпывается передачей сообщений. В связи с изложенным предлагается изменить наименование следственного действия на «получение сведений о соединениях средств электросвязи», уточнить и закрепить непосредственно в уголовно-процессуальном законе понятие «средство электросвязи», включив в число таких средств идентификационные модули (SIM-карты), поскольку с точки зрения законодательства о связи такие устройства к средствам связи отнесены быть не могут. К соединениям относятся сеансы связи, в ходе которых передаются и принимается голосовая и неголосовая информация, а также сигналы вызова, зафиксированные базовой станцией, даже если взаимодействие с вызываемым абонентским устройством не состоялось. До начала следственного действия необходимо получить сведения об идентификационном номере средства электросвязи. Данные сведения истребуются путем направления следователем запроса, без судебного решения. В настоящее время отсутствует срок исполнения запросов следователя, что заметно затрудняет процесс назначения следственных действия. Поэтому вносится предложение об установлении в УПК РФ срока исполнения запроса следователя и о введении административной ответственности за неисполнение либо несвоевременное исполнение запроса. В настоящее время из текста УПК РФ не понятно, допускается ли в рамках рассматриваемого следственного действия получение сведений о соединениях не только конкретных абонентских устройств, но и всех обслуживаемых базовой станцией за определенный период. Аргументируется тезис о возможности получения таких сведений. Кроме того, в законе не разделены ретроспективный и перспективный порядки получения информации, в результате чего остается неясным, распространяется ли установленный в ст. 186.1 УПК РФ шестимесячный срок на получение сведений о ранее состоявшихся соединениях. Автором обосновывается, что указанный срок применяется только к получению сведений в перспективном порядке. В статье утверждается, что результаты рассматриваемого следственного действия с точки зрения видов доказательств являются не вещественными доказательствами, а иными документами. В качестве результата исследования автором предложены новые формулировки норм уголовно-процессуального закона, регламентирующих рассматриваемое следственное действие.

Данная статья подготовлена в рамках плана научно-исследовательской деятельности Северо-Западного института (филиала) Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), п. 2.5. Аннотация. В ходе реализации положений Международного пакта о гражданских и политических правах и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод Европейским Судом по правам человека (ЕСПЧ) и Комитетом по правам человека ООН (КПЧ ООН) выработаны определенные международные стандарты права на обжалование судебных решений по уголовным делам. В соответствии с данными стандартами безусловным правом на обжалование судебных решений по уголовным делам обладает только осужденный. Содержание и пределы права на обжалование судебных решений по уголовным делам иных участников уголовного судопроизводства, в том числе потерпевшего, определяются национальным законодательством и не являются частью данных стандартов. Основные отличия последних - допускаемые ограничения права на обжалование, а также требования к форме процедуры обжалования. В частности, ЕСПЧ предоставляет государствам достаточно широкие возможности ограничения права на обжалование, устанавливая, что оно может ограничиваться только вопросами права, либо же лицо, желающее обратиться в вышестоящий суд, должно получить разрешение на апелляцию. Кроме того, в праве на обжалование могут делаться исключения, если имелись незначительные правонарушения, если лицо было судимо уже в первой инстанции Верховным судом или осуждено по рассмотрении апелляции против его оправдания. В своей практике КПЧ ООН придерживается иной точки зрения на допустимость подобных ограничений, полагая, что пересмотр, который ограничивается формальными или правовыми аспектами осуждения без какого бы то ни было рассмотрения фактов, является недостаточным. Комитет считает недопустимым отказ в праве на обжалование для незначительных правонарушений, решений, вынесенных Верховным судом по первой инстанции, а также обвинительных приговоров, вынесенных по результатам рассмотрения апелляции на оправдательный приговор. Комитет не предъявляет каких-либо особых требований к форме процедуры обжалования, в том числе не требует полного повторного рассмотрения дела. Практика ЕСПЧ в этой связи представляется несколько непоследовательной. С одной стороны, ЕСПЧ лояльно относится к различным ограничениям права на обжалование, а с другой - он неоднократно признавал нарушениями положений Конвенции ситуации, когда не осуществлялся полный пересмотр дела, предусмотренный национальным законодательством.

В статье рассматриваются правовые аспекты содержания под стражей лиц, незаконно находящихся в Израиле, в целях их депортации из страны. Особый акцент делается на законодательную базу, которая регламентирует содержание под стражей нелегалов и изменения, которые произошли в данной области с 90-х гг. прошлого столетия и по сегодняшний день. Проводится взаимосвязь между депортацией лиц, которые нарушили визовый режим, и их содержанием под стражей непосредственно до момента депортации. Объясняются функции инспектора пограничной службы. Подробно рассматриваются обязанности и полномочия суда по надзору за содержанием под стражей лиц, незаконно находящихся в Израиле. Также приводятся примеры из судебной практики, в которых суд счел возможным освободить людей из-под стражи под залог. Автором статьи делается вывод о том, что освобождение судом лиц в целях их самостоятельного выезда из страны является исключением из правил. Предлагается внести ряд предложений для совершенствования механизмов защиты прав лиц, содержащихся в Израиле под стражей, в целях их депортации, так как, по мнению автора, права таких лиц недостаточно защищены в законодательстве Израиля. Основные предложения заключаются в следующем. Во-первых, ограничить максимальное время содержания под стражей до 12 месяцев. Во-вторых, закрепить на законодательном уровне предоставление бесплатной юридической помощи лицам, содержащимся под стражей. И последнее, добавить альтернативные меры содержанию под стражей, например, домашний арест под наблюдением особых средств, таких как электронные браслеты.

В статье дается краткая характеристика восточноевропейского пенитенциарного типа, для которого характерны поиск сбалансированного подхода к решению дилеммы между обеспечением общественной безопасности и соблюдением доктрины прав человека, подведомственность органов управления пенитенциарными учреждениями соответствующим министерствам юстиции (за исключением Венгрии), достаточно высокий коэффициент заключенных, как правило, минимальное количество иностранных осужденных и незначительное превышение нормативно предусмотренной наполняемости исправительных учреждений. Реализация проектов государственно-частного партнерства в функционировании тюрем (Албании, Болгарии, Венгрии и Чехии) и ближайшая перспектива частичной тюремной приватизации (Румыния, Словения) сопряжены в первую очередь с проблемами государственного финансирования пенитенциарных учреждений. Отмечается, что тюремные учреждения и органы управления данного типа имеют много общих черт, между ними налажено сотрудничество по линии семейной пенитенциарной юстиции, реализации проектов «Национальная этика научных исследований» (NHREs) и «Этика отношений и поведения» (EABs). Общей тенденцией выступает снижение продолжительности лишения свободы, постепенное увеличение тюремных площадей и условий содержания осужденных. Расширяется практика применяемых средств исправления осужденных в части получения общего образования и профессионального обучения, применения индивидуальных программ отбывания наказания и социальной реинтеграции, тренинговых психиатрических технологий, а также особенностей обращения с отдельными категориями заключенных (наркозависимыми, женщинами, лицами, осужденными за сексуальные преступления и др.) Обращается внимание, что на фоне активных мероприятий по поддержанию в тюрьмах прогрессивных стандартов обращения с осужденными в докладах правозащитных организаций и отчетах представителей CPT отмечаются нарушения прав осужденных вплоть до насилия и жестокого обращения, существенные недостатки в применении средств исправления лиц, отбывающих наказание, либо иные недостатки в организации деятельности исправительных учреждений. Сформулирован вывод о том, что в условиях неоднозначной реформы отечественной уголовно-исполнительной системы анализ восточноевропейского пенитенциарного типа обусловливает закономерный научный интерес к дальнейшему типологическому сравнительно-правовому исследованию всей европейской пенитенциарной карты.

Статья посвящена вопросам формирования и содержания правового положения сословий в Сибири во второй половине XIX - начале XX в.: дворянства, духовенства, городских и сельских обывателей (казачества, купечества, мещан, крестьян, инородцев). Проведен сравнительно-правовой анализ структуры российского и сибирского общества, правового положения податных и неподатных слоев населения Сибири и России, общероссийского и регионального законодательства национальных окраин. В результате автор приходит к выводу, что формирование состава сословий и их правовое положение в Сибири были связаны с колониальной политикой царского правительства, направленной на освоение этого региона и подчинение его задачам центра. Проведение реформ и изменение законодательства во второй половине XIX - начале XX в. были направленны на подрыв сословно-патриархального общественного строя, способствовали стиранию сословных различий и кардинальному изменению правового положения прежде всего податных слоев населения (городских жителей, крестьян, инородцев). Правительство стремилось ликвидировать сословные привилегии аборигенов по сравнению с крестьянами, подчинить и тех и других действию общероссийского законодательства. Однако процесс наделения крестьян и инородцев личными (гражданскими) и имущественными правами в их полном объеме проходил медленно, так как политика государства намеренно была направлена на сохранение сословных пережитков в правовом положении крестьян и инородцев. Сравнительный анализ правового положения дворянства и казачества в Сибири и России показал, что в экономическом и социально-политическом отношениях сибирский вариант правового статуса указанных социальных групп проигрывал общероссийскому. Сибирское дворянство не входило в господствующий класс - сословие феодалов, а являлось привилегированной прослойкой общества, примыкающей к правящему классу. Сибирское казачество выступало специфическим служебно-трудовым слоем; потеряв возможность получать потомственное дворянство, вошло в низовые звенья полицейского аппарата, а также на своих 30 десятинах земельного надела казаки могли заниматься сельским хозяйством.

Статья посвящена истории юридического образования и науки в Казанском университете. Первыми преподавателями права в Казанском университете были немецкие профессора, которые пытались не только вести обучение, но и продолжали заниматься научными исследованиями. В начале XIX в. в стенах Казанского университета реализовывались идеи создания литературно-юридического общества, прообраза юридической клиники, проводились публичные испытания для лиц, стремящихся занять государственные должности. Был организован испытательный комитет для чиновников по юридическим предметам. Первым русским профессором по правоведению стал Гавриил Ильич Солнцев. В статье раскрыта процедура первой в истории университета защиты диссертации по праву. На примере деятельности профессора Солнцева показан процесс преподавания права, который соединял в себе два метода - практический и сравнительно-исторический. Солнцеву принадлежат первые методические пособия по преподаванию юридических наук, в которых он выступает против механического процесса чтения лекций. Предложенные им рекомендации не потеряли свою актуальность и сегодня, полезны современным преподавателям. На примере испытания на степень кандидата правоведения в Казанском университете раскрыт процесс получения должности преподавателя. Личность профессора Солнцева была весьма многогранной. Он успешно сочетал научную, преподавательскую и административную деятельность, в разные годы занимал должности декана и ректора Казанского университета. Солнцев был настоящим профессором в самом высоком значении этого слова. В период попечительства над Казанским университетом Магницкого между ним и Солнцевым возникают разногласия по поводу методики преподавания естественного права. В результате состоялся университетский суд над Солнцевым, на котором обсуждалось содержание его лекций. Солнцев письменно или устно отвечал на 217 вопросов относительно естественного права и сущности права в целом. В дальнейшем Солнцев был уволен из университета по собственному желанию и в течение 20 лет успешно исполнял обязанности Казанского губернского прокурора. В историю юридической науки Солнцев вошел не только как автор первого учебника по уголовному праву, но и как талантливый профессор, сочетавший теорию права и практику.

Статья представляет собой рецензию на монографическое исследование Л.А. Шестаковой «Реализация концепции ювенальной юстиции в производстве по делам несовершеннолетних в Российской Федерации». Актуальность темы рецензируемой монографии обусловлена тем вниманием, которое придается в современном мире обращению с несовершеннолетними, нарушившими уголовный закон. Международные обязательства России обусловили необходимость реформирования производства по делам несовершеннолетних в направлении создания в Российской Федерации особой модели ювенальной юстиции, как эффективного доступного механизма защиты прав и интересов несовершеннолетних. Ювенальная юстиция противопоставляется карательному правосудию с его наказаниями, связанными с изоляцией от общества, мерами условного осуждения, которые не влекут исправления, а, напротив, способствуют сохранению высоких показателей уровня рецидивной преступности несовершеннолетних. Международные акты рекомендуют государствам-участникам формировать модель дружественного к несовершеннолетнему правосудия, которое должно включать в себя неформализованную процедуру рассмотрения дела несовершеннолетнего; широкий арсенал методов воздействия на правонарушителя; активную воспитательную работу с несовершеннолетним педагогов, психологов, социальных работников; использование альтернативных традиционным процедур, возмещение вреда, психологическую реадаптацию потерпевшего, воспитательно-коррекционную работу с самим правонарушителем. В международных актах акцентируется необходимость применения к несовершеннолетним правонарушителям таких восстановительных процедур, как предупреждение, трансакция, медиация, семейные конференции. Однако ни одно из перечисленных средств восстановительного воздействия на несовершеннолетнего правонарушителя в России не применяется во многом из-за причин доктринального характера. Целью предпринятого автором исследования является определение направлений развития уголовно-процессуального законодательства, регулирующего производство по делам несовершеннолетних с учетом возможности внедрения в него основанных на компромиссе восстановительных процедур как способа разрешения уголовно-правовых конфликтов. В монографии показано, что идея внедрения процедуры медиации в предварительное расследование дел о преступлениях несовершеннолетних соответствует цели повышения эффективности реализации институтов прекращения уголовного дела в связи с примирением сторон (ст. 25 УПК РФ) и применением принудительной меры воспитательного воздействия (ст. 427 УПК РФ).